Позиции М.И. Цветаевой в школьной программе кажутся непоколебимыми. Её стихи сегодня включены и в школьную программу 4-го класса начальной школы: «Бежит тропинка с бугорка…», «Красною кистью рябина зажглась», «За книгами» (4-й класс нач. школы); и в школьную программу для учеников 9-х классов; и в обязательную школьную программу 11 класса, где предусматривается обсуждение вопроса о сложной судьбе Марины Цветаевой.

Кое-что, однако, меняется. Правящая партия (Единая Россия) и правительство обозначили курс на борьбу со склонением детей к суициду. Эту борьбу каждый здравомыслящий человек должен только поддержать. В силу изменения общественной ситуации в России требуется внести уточнения в высказанную ранее позицию относительно необходимости сохранения творчества М.И. Цветаевой в школьной программе.

При решении общего вопроса: нужна ли Цветаева в школьной программе – важно помнить, что дети легко поддаются социальному научению. В социальной психологии никем не оспаривается эффект викарного научения, открытый американским исследователем А. Бандурой. Сущность викарного научения состоит в том, что наблюдатель перенимает или не перенимает поведение в зависимости от того, поощряется оно (т. е. позитивно подкрепляется) или, наоборот, наказывается (т. е. негативно подкрепляется), либо оно вообще лишено всякого подкрепления. То, что включается в школьную программу, – фактически демонстрирует предпочтения конкретного социума в конкретный отрезок времени, т.е. фактически объявляет эталоны социума, а потому неизбежно будет всё чаще и чаще повторяться членами социума.

Если жизнь человека является полезной для общества, то включение его творчества в школьную программу станет благом для общества. Если же этот человек является психически больным человеком, то обществу от этого  станет только хуже.

Наша статья строится на проверке предположения, что М.И. Цветаева была психически ненормальным, психически больным человеком и, если говорить конкретней, истероидным психопатом.

В данном случае понятие «истероидная (истерическая) психопатия» – не оскорбление, а вполне принятое психиатрическое обозначение. Истероидная (истерическая) психопатия – это форма психопатологии, проявляющаяся в патологическом стремлении казаться максимально значительным, привлекать к своей личности позитивное внимание, в феноменальной способности к вытеснению из памяти и сознания травмирующих переживаний.

Истероидных психопатов характеризуют следующие признаки:

1. Истероидные психопаты очень хорошо умеют себя «подать», умеют заинтриговать своей персоной окружающих.

2. Самооценка истероидных психопатов зашкаливает настолько, что они искренне считают себя центром вселенной.

3. Истероидные психопаты являются патологическими лгунами.

4. Истероидные психопаты чрезвычайно эгоистичны и паразитируют на других. «Мне все должны» – их жизненное кредо.

5. Истероиды чрезвычайно инфантильны, что позволяет им вытеснять все неприятное, игнорировать реальность и просто здравый смысл.

6. Знаменитый психиатр Пётр Борисович Ганнушкин отметил, что свою истерическую сущность психопаты, как правило, выдают всем своим поведением, всё у них преувеличено – выражение чувств, мимика, жесты, тон.

Все ли признаки истероидных психопатов были представлены в личности М.И.Цветаевой?

 

1. Умение себя подать.

Истероидные психопаты очень хорошо умеют себя «подать», умеют заинтриговать своей персоной окружающих.

Сохранилось очень много свидетельств, что Марина Ивановна Цветаева именно такой и была. Она была непохожей на других и с лёгкостью привлекала к себе их внимание.

Вот воспоминания Марии Ивановны Гринёвой-Кузнецовой:

Как велико было изумление всех наших учеников и учениц! Надменно прошуршало старинным шелком пышное золотое платье, легкими струями колыхались густые сборы, стянутые на тонкой талии.

Я не спускаю глаз с Марины Цветаевой. Под золотой шапкой волос я вижу овал ее лица, вверху широкий, книзу сужавшийся, вижу тонкий нос с чуть заметной горбинкой и зеленоватые глаза ее, глаза волшебницы. Таня шепчет мне в левое ухо:

– Такое носит, наверно, во всей Москве только она одна.

– Точно такие платья, – шепчет Нина Окунева мне в правое ухо, – я видела в сундуке у моей мачехи, это были платья ее двух бабушек.

– Какая очаровательная смелость – пройти в таком платье в общество! – шепчу я Нине.

– По-моему, это явное презрение к моде, – отвечает Нина, – это отвращение к нашему обезьянству. Мы все как одна в узких юбках с разрезом, – смеется Нина, – и потому, что вся Москва в таких! Разве мы осмелимся надеть такое, которое носили двести лет тому назад? А она вот – наперекор всем! – взяла и надела.

– Это потому, что она поэтесса, – шепчет Таня.

– Таня права, – говорю я, – мы связаны режиссером, директором, партнером, мы не свободные, а поэт всегда свободен.

– А может быть, она из презренья к нам? – шепчет опять Нина. – К будущим актеркам? а? Как ты думаешь?

И далее:

Стихи ее и она сама так глубоко взволновали тогда нас всех, что мы совсем забыли в это время о ее смелом наряде. Мы поняли, что она имеет право на такой необычный наряд, потому что стихи ее необычны, читает она их необычно и сама она тоже совсем необычная! Совсем не похожа ни на кого!

 

Как следует из этих и других воспоминаний, Марина Ивановна Цветаева хорошо умела себя «подать», умела интриговать своей персоной окружающих.

Сохранение Цветаевой в школьной программе повысит количество людей, которые очень хорошо умеют себя «подать», умеют заинтриговать своей персоной окружающих, и при этом «казаться», а не «быть» порядочными налогоплательщиками.

 

2. Считают себя центром вселенной.

Самооценка истероидных психопатов зашкаливает настолько, что они искренне считают себя центром вселенной.

Для высокой самооценки у Марины Цветаевой были объективные основания – высокий социальный статус её родителей. Её отец – Иван Владимирович Цветаев – основатель Музея изящных искусств при Императорском Московском университете (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени А.С.Пушкина; сокращённо ГМИИ им. А.С.Пушкина, Пушкинский музей). Мать Марины Цветаевой – Мария Александровна Цветаева (урождённая Мейн) – получила прекрасное домашнее образование, училась музыке и живописи, была одарённой пианисткой, писала стихи на русском и немецком языках, занималась живописью.

В то же самое время известно, что Марина – плод не любви супругов, но союза «двух одиночеств». Хотя мать очень много сделала для развития своей старшей дочери, а любить её не любила. Опыта любви в семье мать Марины не имела сама, цитирую, «свою бабушку – Марию Лукиничну Бернацкую, юную польку, умершую после родов, Марина Цветаева никогда не знала, и видела только на портрете, оставшемся от матери. Но не помнила ее и мать Марины Цветаевой Мария Александровна Мейн, потому что Бернацкая умерла при ее рождении» [Нат.Громова, 2015]. В результате родственные отношения внутри семьи нельзя было назвать теплыми и трогательными, обитателей дома мало что связывало. Отсутствие тепла в семье Цветаевых, по нашему разумению, и стало для психики Марины толчком к ликвидации семейных ценностей, к «распуханию» самооценки и развитию асоциальных качеств.

Отсутствие уважения к социальным нормам у сестёр Цветаевых проявлялось уже в их детстве. Сводная сестра – Валерия Ивановна Цветаева – вспоминает:

С Италии (в Нерви) жизнь девочек сорвалась в сумасбродную вольницу. Было им тогда: Марине 10, Асе 8 лет. Дальнейший путь их по школам-интернатам Швейцарии и Германии (близ санаторий и курортов, где лечилась мать) не дал им нужного тепла, не упорядочил навыков и характера. Обязательные смены мест и людей, смена привязанностей и порядков создали чувство бездомности, неустойчивости. Начались затеи, несообразные для девочек 13 и 11 лет: в свободный день, гуляя по благоустроенным сосновым дорогам Шварцвальда, зайти в придорожную пивнушку и пить наперебой, кто счетом больше проглотит кружек пива, и идти на дорогу с палкой в руках, изображая подвыпивших буржуа.

Правда, и раньше бывали тяжелые выдумки: так, молодечества ради, в гостях у художника унести под бельем пачку этюдов, поставив этим родителей в невозможное положение.

Случай этот, бывший еще до болезни матери, в условиях кажущегося благополучия, обнаруживал тем не менее явную беспризорность 7 – 9-летних детей, отсутствие у детей понимания того, что годится и что не годится делать, и это стало залогом многих трудностей для них в дальнейшем, показывая на полную беспризорность детей, не понимавших, что годится и чего нельзя делать.

 

Сошлюсь на екатеринбургского психолога Анну Валентиновну Кирьянову:

Сводная сестра Лера упоминает, что в подростковом возрасте Марина пристрастилась к рябиновой настойке. Спрятавшись на чердаке, чтобы не идти в ненавистную гимназию, Марина выпивала и писала свой перевод трагедии Ростана «Орленок». Допив бутылку, она выбрасывала ее во двор, совершенно не заботясь о том, что может попасть кому-нибудь по голове. Факт скорее забавный. Но вслед за этим сестра пишет о том, как Марина заложила в ломбард ее вещи, когда потребовались деньги… Это отношение к чужой собственности прослеживается на протяжении всей жизни Марины Цветаевой. К сожалению, она …крала вещи. «Она могла что-нибудь … схватить, понравившееся ей», – робко намекает одна из ее современниц. Цветаева сама записывала свои «покражи в комиссариате»; упоминала, что крала хлеб для голодных детей у друзей, пригласивших ее к столу. Продала мебель, которую поставили ей на хранение друзья сводного брата Андрея. К сожалению, воровала и Аля, дочь Марины. «Два порока моего детства: ложь и воровство», – пишет она Пастернаку из очередной ссылки. Несчастную девочку взяли погостить в семейство писателя Зайцева. Через некоторое время обнаружилось, что Аля банально ворует… Когда с ней попытались мягко поговорить, дочь Цветаевой сказала страшную фразу:

– Как вы не понимаете, что я не могу терпеть добра!

 

Асоциальность Цветаевой некоторыми называется её «инопланетянством»: «У Цветаевой была – логика инопланетянки, и об этом нельзя забывать». Почитательница таланта Цветаевой, говоря о том, что у Цветаевой присутствовала логика инопланетянки, фактически утверждает, что поэтесса была асоциальной личностью.

«Инопланетянство» (=асоциальность), в частности, поэтессы проявлялось и в том, что для неё были вполне нормальны и гомо-, и гетеросексуальные отношения. Уже выйдя замуж за Сергея Яковлевича Эфрона, она почти сразу же завела интимную связь с Софьей Парнок, как написано в Википедии, русской поэтессой и переводчицей.

В Википедии говорится, что русская поэтесса и переводчица София Парнок (настоящая фамилия Парно́х) родилась на семь лет раньше, чем Цветаева, родилась в Таганроге, в обрусевшей еврейской зажиточной семье. Именно ей посвящено известное стихотворение от 23 октября 1914 г. из цикла «Подруга»:

Под лаской плюшевого пледа

Вчерашний вызываю сон.

Что это было? – Чья победа? –

Кто побеждён?

Под «ласковым пледом» лирическая героиня размышляет, что же именно произошло вчера:

Что это было? – Чья победа? –

Кто побеждён?

 

Размышляет о том, кто вчера победил (активный субъект), кто вчера был побеждён (страдательный залог обозначает пассивного субъекта). При переходе к реальности предполагается психологически более достоверным, что София Парнок (Парнох) как старшая подруга, как «русская Сафо» (так её называли), и обучила Марину Цветаеву ласкам под плюшевым пледом (впрочем, «вчера» э́то могло случиться и в другом месте, не обязательно под пледом). При переводе на разговорный язык ситуация выглядит как достаточно пошлая. Но поэт на то и поэт, что самую пошлую ситуацию может обставить как поэтически прекрасную:

Под лаской плюшевого пледа

Вчерашний вызываю сон.

Что это было? – Чья победа? –

Кто побеждён?

 

Для нас симптоматично, что именно после этих отношений с Софией Парнок Марина Ивановна, будучи при этом замужней женщиной, записала в своём дневнике:

«Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное – какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное – какая скука!» (запись от 1921 года)

В этом смысле, смысле асоциальной склонности Цветаевой не только к мужчинам, но и к женщинам, есть все основания считать её одной из провозвестниц великой сексуальной революции, которая совершилась у нас в России в 90-е годы ХХ-го века. Как утверждает статистика, количество венерических заболеваний в эти годы выросло в разы. Сейчас таких женщин в России некоторые называют «странными» или даже «инопланетянками».

Именно об асоциальности Марины Цветаевой пишет одна из её поклонниц: «Цветаева же никогда не была ханжой, и никогда "общественное мнение" не влияло на ее поведение – ей было тесно быть хоть чем-нибудь очерченной. Ей часто говорили: "Марина, так никто не делает!" И слышали в ответ: "А я – Кто!" до елабужской петли 31 августа 1941 года – все по-своему».

В.М.Розин пишет: «Однако разве гениальность оправдание перед детьми или мужем, которому Цветаева изменяла всю жизнь (с Софьей Парнок, с Мандельштамом, с Родзиевичем, с Анатолием Штейгером; один из последних – Николай Гронский)».

Показательна ситуация с Б.Л.Пастернаком. Вот отрывок из беседы Анны Балуевой с Вячеславом Недошивиным, автором 8-серийного фильма о Цветаевой «Деревья растут в небо»:

Ну, у Цветаевой было очень много романов, по нескольку сразу, она была влюблена круглосуточно. Как вампир.

– Период самой страстной влюбленности пришелся на 17 - 18-е годы – в самую революцию. Был Никодим Плуцер-Сарно, Милиотти, Ланн, была любовь к Вячеславу Иванову, их долго можно перечислять... Чтобы проникнуть в душу человека, считала она, нужно либо идти рядом, либо лежать рядом... <…> Называла мужчин кочерыжками и стручками – но сама не бросала, ее оставляли.

– А ее любовь к Пастернаку? Она и как поэта его уважала. Даже хотела от него ребенка.

– Исключительно по переписке. И он вроде – да, да, да. Но женился на Зиночке Еремеевой. В 1935 году в Париже он встретился с Цветаевой. Она назвала это невстречей, потому что он... позвал ее в магазин подобрать Зиночке вещи. И, примеряя на Марину какую-то шубу, сказал: нет, Марина, тебе это нельзя, у тебя не такая грудь, как у Зины.

– И упал в ее глазах.

– Сразу!

 

В приведённом контексте сквозит некое осуждение бестактности Бориса Леонидовича. С женской точки зрения – осуждение справедливое. Но посмотрим на ситуацию с иной точки зрения. Вот Борис Леонидович Пастернак, только что женившийся на горячо любимой женщине, Зинаиде Николаевне Нейгауз (Еремеевой). Рафинированный интеллигент, он встречает в Париже поэтессу, которая, по её же признанию, с целью «проникнуть в душу человека» могла только «либо идти рядом, либо лежать рядом...». Мог ли Борис Леонидович изменить своей любимой жене – ради рядового, с его точки зрения, похода «налево»? Чем бы дело тогда закончилось?

Для семейной жизни с З.Н.Еремеевой, которую Пастернак с огромными переживаниями буквально завоёвывал, этот левый интим породил бы очередной пир духа (со стороны поэтессы) и катастрофу только что построенной семейной жизни. Надо ли осуждать Пастернака за его верность своей жене? Надо ли осуждать его в ситуации с Цветаевой за то, что он «упал в ее глазах»? Надо ли осуждать его за то, что он не стал в её глазах подниматься?..

А бестактность Пастернака… Любящие чрезвычайно тактичны к любимым и бестактны к тем, кого не любят… Что тут добавить?

Асоциальный характер поведения Марины Ивановны Цветаевой проявился в её отношении к младшей дочери Ирине. Она заведомо оставила свою дочь без помощи в Кунцевском детском приюте в опасном для жизни и здоровья состоянии, а двухлетняя Ирина была лишена возможности сохранить жизнь по своему малолетству.

Примеров болезненной асоциальности Марины Ивановны в воспоминаниях современников содержится очень много. Вот её признание своей сестре: «Я никогда не бываю одна в городе – не могу» [М.И.Цветаева; цит. по: А.И. Цветаева, 1974, с. 519]. Это признание настолько поразило Анастасию Ивановну, что она привела его в своих «Воспоминаниях».

Чем больше читаешь исследований биографии М.И.Цветаевой, тем более становится очевидным, что семейные ценности для неё ценностями не были, что её асоциальность носила фундаментальный характер, что она искренне считала себя чуть ли не центром вселенной. Заметим, однако, что наличие зашкаливающей самооценки, асоциальность является типичной характеристикой истероидных психопатов.

На учредительном съезде Национальной родительской ассоциации 24 мая 2013 года Президент России В.В. Путин в своём обращении, зачитанном одной из организаторов съезда зампредом Госдумы Людмилы Швецовой, прямо высказался о том, что «семья – это основа основ. Именно в семейном кругу прививаются первые гражданские, патриотические чувства, создается та атмосфера, в которой формируется личность и мировоззрение ребенка. Чем больше семей живут в гармонии и согласии, тем гуманнее, нравственнее и сильнее наше общество».

Соответствует ли оставление жизни и творчества Марины Ивановны Цветаевой в школьной программе этим замечательным словам Президента? Соответствует ли пропаганда творчества М.И. Цветаевой пропаганде семейных ценностей в России? – Ответ очевиден: нет. Она их, эти семейные ценности, только разрушает.

 

3. Патологическая лживость.

Истероидные психопаты являются патологическими лгунами.

Существуют ли основания считать, что Марина Цветаева была патологической лгуньей? – Да.

М.И.Цветаева лгала постоянно. В наиболее очевидной степени это её свойство проявилось в ситуации с младшей дочерью – Ириной, в ситуации, закончившейся для Ирины смертью. Как известно всем, кто хоть сколько-нибудь изучал биографию поэтессы, в ноябре 1919 года Цветаева отдала своих дочерей в Кунцевский детский приют. Другим она объясняла своё решение тем, что сама их прокормить не могла. Кроме возможности поступления на лёгкую службу за паёк, у Цветаевой оставалась возможность распродавать вещи на рынке (всё-таки отец – основатель Пушкинского музея!). Кроме того (и это чрезвычайно существенный момент), вокруг неё постоянно находились люди, материально помогавшие ей по жизни.

В условиях 1919 года отдать в приют двухлетнего ребёнка означало по факту стремление вынести ему смертный приговор, а Марина Цветаева своё решение сдать дочерей в приют объясняла именно желанием их спасти.

Быть лгуньями она заставила и своих дочек. Она заставила их говорить о том, что она им не родная, а крёстная мать (это была её третья по счёту в данной ситуации ложь). И дочки исполнили её приказ.

В записной книжке Марины Ивановны Цветаевой от ноября 1919 года содержится запись её разговора с Лидией Константиновной, заведующей приюта:

– Скажите, чьи это, собственно, дети? Они брошены, что-ли в квартире? Они ничего не могут сказать»...

– «Да, да, я была знакома с их родителями. Я – крестная мать Али».

– «Да, она тоже так говорит».

– «Скажите» – чтобы перевести тему – «м б вам нужны какие-нибудь детские вещи? Лифчики, панталоны и т. д. У меня их миллион, не знаю, что с ними делать»...

Заведующая сияет, горячо благодарит, я на секундочку спасена, умоляю ее передать пакет Але, улыбаемся, жмем друг другу руки, – поехали!

 

Из этой записи следует, что Марина Цветаева была просто счастлива от благопристойного прикрытия её лжи (что она крёстная, а не родная мать). Фактов подобной лживости Марины Ивановны Цветаевой столь много, что все их привести вряд ли хватит места.

Обозначим самый показательный. Известно, что сёстры С.Я. Эфрона хотели забрать двухлетнюю дочь Марины Ивановны из приюта, чтобы выходить её и действительно спасти от смерти. Для этого требовалось согласие матери. Она его не дала. Любопытно следующее: в смерти своей двухлетней Ирины мать, Марина Ивановна Цветаева, сделавшая всё, чтобы та умерла в приюте, обвинила именно сестёр своего мужа. Именно они, по восприятию М.И.Цветаевой, как свидетельствует исследовательница Геворкян, «дали Ирине умереть с голоду в приюте под предлогом ненависти ко мне». А ведь они помогали Марине, чем могли.

Истероидные психопаты убедительны необыкновенно… Вот даже отец Ирины, Сергей Яковлевич Эфрон, долгое время не общался со своими сёстрами, поверив на некоторое время Цветаевой. Спустя два с лишним года в письме М. Волошину он писал о Марине в декабре 1923 года буквально следующее: «Она обвинила в смерти Ирины (сестра Али) моих сестер (она искренне уверена в этом) и только недавно я узнал правду и восстановил отношения с Л<илей> и В<ерой>».

Лживость поэтессы не мешала, а может – даже помогала рождению гениальных строчек.

Исследователи творчества Цветаевой обычно не замечают разрыва между её реальным и поэтическим отношением к ребёнку и принимают поэзию Цветаевой за чистую монету. Вот с каким сочувствием и любовью к поэтессе в связи с описанной ситуацией пишет известная исследовательница её творчества:

«Когда события, потрясшие душу, хотя бы немного отступают в прошлое, тогда поэт обретает голос, чтобы о них говорить. После смерти маленькой Ирины Цветаева онемела и только весной нашла в себе силы написать реквием ей – пронзительный в простоте нежности и горя; выразить вселенскую скорбь матери, потерявшей ребенка:

 

Две руки, легко опущенные 

На младенческую голову! 

Были – по одной на каждую –

Две головки мне дарованы. 

Но обеими – зажатыми –

Яростными – как могла! –

Старшую у тьмы выхватывая –

Младшей не уберегла. 

Две руки – ласкать-разглаживать 

Нежные головки пышные. 

Две руки – и вот одна из них 

Зá ночь оказалась лишняя. 

Светлая – на шейке тоненькой –

Одуванчик на стебле! 

Мной еще совсем не понято,

Что дитя мое в земле.

 

Обратим внимание на языковую организацию двух последних строчек. В главной части сложноподчинённого предложения: Мной ещё совсем не понято – личное местоимение выступает в форме творительного падежа существительного при страдательном причастии прошедшего времени. Эта форма служит частью стратегии снятия с себя ответственности (Дж.Роттер бы сказал – служит выражению экстернального локуса контроля). Изъяснительное придаточное: Что дитя мое в земле – в качестве субъекта обозначает не поэтессу, а её ребёнка (дитя). Типа это ребёнок всё сделал для того, чтобы оказаться в земле. А сама поэтесса к этому никаких усилий как бы не прикладывала.

Эти строки принадлежат матери, сделавшей всё от неё зависящее, чтобы её ребёнок в земле и оказался.

Здесь необходимы два уточнения.

Первое. Патологичную лживость М.И.Цветаевой в методологическом плане справедливо приравнять к её патологичной правдивости: в своём выдуманном мире поэтесса была необыкновенно искренна. Вот как об этом пишет Ирина Чайковская: «Цветаева по-настоящему жила – или лучше сказать, хотела жить – не в реальности, а в выдуманном ею поэтическом мире, там она была царицей, там все было ей под стать и под рост, там чувства были именно того градуса и насыщенности, которые ей требовались». Приведённое суждение свидетельствует о необыкновенной искренней уверенности М.И.Цветаевой в том, что она говорила, пусть это даже и не совпадало с реальностью. Но истероидная психопатичность в том-то и проявляется, что психопаты необыкновенно искренне верят в то, что говорят, независимо от того, совпадает или не совпадает их искренняя убеждённость с их поступками.

8 …Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. 9 И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много (Мк, 5:9).

 

Очевидно, что внутри личности Цветаевой находился легион субличностей, и все они были предельно искренни, предельно искренно выражали собственную правду. Правда у всех и каждого своя. Вопрос в том, насколько правда конкретной личности совпадает с истиной, т.е. с объективной реальностью. Поэтическая любовь Марины Ивановны Цветаевой к потерянному ребёнку не совпадает с реальностью её безразличия к умирающей в приюте дочери. Понятия «патологичная лживость» и «патологичная неадекватность» в данном случае выступают как абсолютные синонимы.

Второе. Следует помнить о специфике поэтической речи вообще. Давным-давно специалистами в области поэтики отмечено, что личные местоимения «я», «мы», «ты», «вы» в лирической поэзии носят предельно обобщённый характер. Когда поэт пишет «я», он, строго говоря, пишет от имени лирического героя (строго говоря, от имени одной из своих ипостасей, от имени одной из субличностей, которую он типизирует самим фактом включения в поэтическую речь). Между лирическим героем и реальным «Я» поэта/поэтессы может быть дистанция огромного размера. Лирический образ любящей матери и реальное отношение реальной матери к своему ребёнку в данном случае не совпадают абсолютно. Очевидно, что для М.И.Цветаевой нетрудно было вжиться в поэтическую роль любящей матери.

Лживость Марины Ивановны Цветаевой носила «инопланетянский», патологичный характер. Если такого рода людей в России станет больше (а подростки и юноши очень быстро начинают работать и становятся налогоплательщиками), то поступления в бюджет Российской Федерации сократятся необыкновенно.

 

4. «Мне все должны!»

Истероидные психопаты чрезвычайно эгоистичны и паразитируют на других. «Мне все должны» – их жизненное кредо.

Обладала ли Марина Ивановна Цветаева подобным представлением о жизни? Несомненно, да. Ещё раз процитируем психолога А.В. Кирьянову: «Марина забрасывала знакомых письмами с требованиями помочь, "прислать иждивение". Около восьми лет деньги присылала Саломея Андронникова, воспетая когда-то Мандельштамом, работавшая в журнале и отсылавшая Марине часть своего жалованья. Помогал и князь Святополк-Мирский, который, кстати, терпеть не мог Сергея Эфрона, да и саму Марину, но обожал и уважал ее великие стихи. Когда помощь стала невозможной по ряду причин, Марина назвала это <...> "свинством", мотивируя обиду тем, что она привыкла планировать бюджет, исходя из присылаемых сумм».

Так что чрезвычайная эгоистичность и паразитирование на других вполне были присущи Марине Ивановне Цветаевой. И здесь наличествует типичная характеристика истероидных психопатов – их чрезвычайная эгоистичность и паразитирование на других.

Если эти качества истероидных психопатов в современной единой России станут доминирующими (в силу их пропаганды школьной программой по литературе, в том числе, – с помощью включения в программу М.И. Цветаевой), единая Россия и, соответственно, партия «Единая Россия» неизбежно перестанут существовать.

 

5. Истероиды чрезвычайно инфантильны.

Истероиды чрезвычайно инфантильны, что позволяет им вытеснять все неприятное, игнорировать реальность и просто здравый смысл.

Была ли Марина Ивановна Цветаева инфантильным человеком? – Несомненно, да. Это и её стремление жить за счёт других. Это и её нежелание работать даже на лёгкой службе. Об инфантильности, «детскости» свидетельствуют многие её современники. В публикации В.П. Купченко сообщается: 26 апреля 1911 года Аделаида Казимировна Герцык писала Волошину: «От Марины же получаю частые, полные confidences письма, из кот<орых> я, наконец, поняла всю ее детскость и непосредственность». 11 марта 1914 г. Волошин писал матери, что Цветаевы обе «очень по-детски страдают» самовозвеличиваньем, мыслью о своей единственности. Об инфантильности поэтессы слишком много свидетельств, чтобы их все приводить. О том, что Марину Ивановну Цветаеву вообще характеризовали «абсолютная непрактичность, нежелание и неумение понять других, метания и странные поступки», пишет, например, и д-р философских наук, проф. Вадим Маркович Розин.

Так что инфантильность, «детскость» поэтессы доходили до чрезвычайности и подтверждаются многими свидетельствами. При увеличении количества людей такого качества – с помощью пропаганды со стороны школьной программы – России останется только лечь и умереть, обвинив в «свинстве» те государства, которые не хотят её содержать, отказывая в кредитах.

 

6. Всё у них преувеличено – выражение чувств, мимика, жесты, тон.

Характеризовала ли преувеличенность выражения чувств, мимики, жестов, тона Марину Ивановну Цветаеву? – Безусловно, да.

Обратим внимание на её стихи. Там господствует – это видно и на глаз – такой знак препинания, как тире.

Д.ф.н., проф. Марина Владимировна Цветкова (из Нижегородского лингвистического университета) в своей статье «Связь? Нет, разлад: Семантизирующая функция тире в поэзии Марины Цветаевой» ссылается на работы других учёных, установивших, что нетрадиционное тире во всех сборниках Цветаевой составляет более 90% случаев (только в "Вечернем Альбоме" эта доля несколько ниже, но тоже очень велика – 71,2%).

О чём свидетельствует повышенная роль нетрадиционного тире? Здесь – либо/либо. Либо об абсолютной неграмотности, либо о чрезмерной эмоциональности. Об абсолютной неграмотности Цветаевой говорить было бы неправильно, а вот чрезмерная эмоциональность её характеризовала несомненно.

Что говорит о человеке его чрезмерная, преувеличенная эмоциональность? Наиболее объективный ответ, вероятней всего, содержится в информационной теории эмоций П.В. Симонова. Если суммировать выводы, вытекающие из этой теории, то негативные эмоции – а они преобладают у Марины Ивановны Цветаевой – свидетельствуют о том, что у субъекта отсутствует прогностически необходимая информация об удовлетворении какой-то важной или каких-то важных потребностей.

Постоянная чрезмерная (причём негативная) эмоциональность, таким образом, свидетельствует о постоянной информационной невооружённости субъекта. Если это перевести на простой русский язык, это фактически означает то, что постоянная чрезмерная эмоциональность субъекта свидетельствует о его постоянной психической неадекватности.

 

Сколько бы мы ни брали признаков истероидных психопатов – все эти признаки наблюдаются у Марины Ивановны Цветаевой. А дальше просто логика. Если субъект А демонстрирует все типичные качества класса В, то он и принадлежит к классу В. Если, например, у животного наблюдаются все признаки лисы, то это животное и есть лиса. Если у Марины Ивановны Цветаевой наблюдаются все характеристики истероидной психопатки, то таковой она и является.

Любопытно, что уже современники (сразу заметим, отнюдь не поклонники – А.П.) Цветаевой отмечали её психическую ненормальность и даже её психопатичность (иногда с использованием самого этого обозначения – истерическая психопатия).

Вот свидетельство масона Марка Львовича Слóнима, знавшего Цветаеву не один год, не один год помогавшего ей организационно и материально и относившегося к ней с нескрываемой симпатией:

Впрочем, во время допросов во французской полиции (Сюрте) она все твердила о честности мужа, о столкновении долга с любовью и цитировала наизусть не то Корнеля, не то Расина (она сама потом об этом рассказывала сперва М. Н. Лебедевой, а потом мне). Сперва чиновники думали, что она хитрит и притворяется, но, когда она принялась читать им французские переводы Пушкина и своих собственных стихотворений, они усомнились в ее психических способностях и явившимся на помощь матерым специалистам по эмигрантским делам рекомендовали ее: «Эта полоумная русская» (cette folle Russe). (сет фоль рюсс)

 

Как видим, полицейские, надо думать, встречавшиеся с самым широким спектром людей, отрекомендовали Цветаеву как «полоумную русскую», т.е. как психически неадекватную женщину.

По поводу стихов М.И.Цветаевой, посвящённых смерти А.Блока, рецензент журнала «Печать и революция» отозвался следующим образом: «Конечно, А.Блок – большой поэт, но к чему эта истерическая психопатия?» (цит. по: В.Радзишевский 1991: 11). Здесь не подвергаются оценке качества поэзии М.И.Цветаевой (а стихи её, посвящённые смерти Блока, в самом деле прекрасны – А.П.) – здесь лишь документируется одно из мнений современников.

Впрочем, даже современные исследовательницы-поклонницы творчества М.И.Цветаевой признают психическую ненормальность поэтессы:

«Ну и потом – а вы «Поэму конца» можете написать? Нет? Ну а чего вы хотите-то? Это же ненормальное явление – «Поэма конца», так? А почему у ее автора должно быть в остальном-то все нормально? <…> Не ждите ничего нормального».

 

Из проведённого психобиографического исследования жизни и творчества М.И.Цветаевой вытекают некоторые следствия.

Но об этом – в окончании статьи.