Идиостилевые аспекты коммуникации (на материале прочтения политического послания М.Горького)
В качестве единичного в фоносемантических средствах на уровне коммуникации выступает конкретное использование того или иного фоносемантического средства, актуализованное в конкретном коммуникативном акте воспринимающим (а ранее – говорящим или пишущим) субъектом.
Примером единичного, уникально-неповторимого использования фоносемантических средств, актуализованного М.Горьким в процессе коммуникации с автором настоящего доклада, может послужить то, что мы определяем как политическое послание М.Горького. Тот факт, что коммуникация состоялась много лет спустя после смерти писателя, в данном случае особой роли не играет.
В 1995-ом году это политическое послание мы обозначили как политическое завещание М.Горького и писали буквально следующее (см.: А.В.Пузырёв 1995: 305-314).
Горький – фигура одиозная. Идеолог тоталитарного сталинского режима, он завёл всех писателей в стойло социалистического реализма, организовал для них казарму, Союзом советских писателей именуемую, одобрил настоянную на крови коллективизацию, воспел соловецкие лагеря... Так что поделом классику, что его литературный псевдоним – «Горький» – не омрачает теперь карты России, поделом ему, что торжествует историческая справедливость в возвращении исконных названий городским улицам и даже станциям метро, никогда ранее кроме как «Горьковскими» не называвшимися. Может быть даже, где-нибудь – с помощью подъёмного крана и в присутствии собравшихся – снесли писателю памятник (как другому злодею – Ф.Э.Дзержинскому) или, в более мягком варианте, измазали его краской. Уйдёт М.Горький и из школьной программы. «Бунин и Короленко, – справедливо пишет И.П.Золотусский, – не стали бы фотографироваться с чекистами на Соловках, не занялись бы призывом «ударников в литературу» (И.П.Золотусский 1989: 60).
На одну речевую небрежность в статье М.Горького «Ударники в литературе» (а затем – на саму статью) как раз и хотелось бы обратить внимание.
Следует признаться, автор настоящих строк никогда не предполагал, что названная статья М.Горького заслуживает какого-то внимания. Перелистывая книгу А.Мясникова «М.Горький: Очерк творчества» (А.Мясников 1953), мы случайно наткнулись на такой пассаж: «Следуя указаниям партии. Горький советовал в свое время молодым писателям глубоко подумать «о борьбе социалистически организованной воли не только против упрямства железа, стали, но главным образом о сопротивлении живой материи, не всегда удачно организованной в форму человека». Горький учил советских писателей показывать, как в непримиримых конфликтных столкновениях старое, отживающее, консервативное уступает место новому, рождающемуся, прогрессивному» (А.Мясников 1953: 604). Что нас поразило в этом пассаже? – То, что в цитате из неизвестного нам тогда выступления М.Горького соседствовали два слова («стали» и «но»), как бы составляя имя Сталина.
Первая, поначалу пришедшая мысль была: «Это – случайно». Но эта мысль столь же быстро и ушла: нам было известно, с какой настойчивостью М.Горький воевал против непредусмотренных эффектов в прозе, когда в результате стечения двух слов возникало смешное нежелательное третье (типа: «Мы ветераны, мучат нас раны» – пример, приведённый В.Маяковским в статье «Как делать стихи»).
Ведь это Горький в письме к Н.В.Чертовой от 11 января 1928 года настоятельно советовал: «Следите, чтоб конечный слог слова не сливался с начальным другого, образуя ненужное третье, например, «как ка-мень», «бреду ду-мала» и т.д.» (М. Горький 1956: 63).
Ведь это М. Горький в статье «О начинающих писателях» (1928 г.) по поводу фразы «Он писал стихи, хитроумно подбирая рифмы, ловко жонглируя пустыми словами» удрученно констатировал: «Автор не слышит в своей фразе хихиканья, не замечает "мыло"». Обобщая подобные случаи, когда «из двух слов, неосторожно поставленных рядом, образуется ненужное и, часто, смешное третье», именно он с грустью отмечал: «Такая глухота весьма обычна у молодых писателей» (М.Горький 1953: 414). И примеров обострённого внимания М.Горького к эффектам сочетания поставленных рядом слов нам был известен не один десяток.
Так разве мог писатель, необычайно чуткий, как сказали бы психолингвисты, к наиболее автоматизированным уровням речевой деятельности, – разве мог он не заметить типичную, по его же собственному мнению, для молодых литераторов речевую ошибку? – В это поверить трудно.
Писатель не мог проглядеть такую» грубую и достаточно опасную речевую ошибку и потому, что ассоциация «сталь – Сталин» была узуальной, слишком привычной для того времени, тем более что сам Коба усвоил «русский псевдоним Сталин, производя его от стали» (Л.Д.Троцкий 1990: 27).
Основоположник соцреализма не мог оставить без внимания стечения «стали – но» и потому, что приём сокрытия, маскировки нужного собственного имени был ему слишком хорошо известен – этот приём издавна используется в литературе, особенно в поэзии. Горький не мог не знать стихотворения Д.Д.Минаева «Кумушки», где были зашифрованы фамилии генерала А.В.Паткуля и военного губернатора П.Н. Игнатьева: его стихотворение, запрещённое в своё время цензурой, – ходило по рукам в списках и было в годы первой русской революции напечатано. Тогда же, в годы первой революции, в № 28 «Зрителя» (1905 г.) появилась хлёсткая эпиграмма В.С.Лихачева на царствующую династию – «Писателю Самозванову»:
Сочинена тобою, Самозваное,Романов целая семья;Но молвлю, правды не тая:Я не люблю твоей семьи романов.
Стоило проницательному читателю в последней строке поставить запятую, как она приобретала оскорбительный вид: «Я не люблю твоей семьи, Романов»... Надо ли говорить, что за опубликование эпиграммы редактор-издатель был привлечён к судебной ответственности по ст. 103 Уголовного уложения, предусматривавшей наказание лиц, виновных «в оскорблении царствующего императора…»
В тридцатые годы двадцатого столетия ситуация у нас в стране, как известно, была более суровой. За один только намёк на «великого гения всех времён» человек мог бесследно исчезнуть. По словам Г.Гусейнова, его добрый и старый знакомый отсидел «восемь лет за сказанные им любимой подруге слова: «Я работаю в институте стали и лени» (Г. Гусейнов 1989: 74). И Горький шифрует поэтому важное для него слово не в стихотворной форме, которая сразу бы обратила на себя внимание и просто не дошла бы до читателя, а в обычной рядовой статье. Пропуск в предложении одного «но» (слова «не только против упрямства железа, стали, но...» расшифровывались Горьким и его внимательными читателями как «не только против упрямства железа Сталина, но...») в этом смысле служит большей степени зашифровки, а также – подготовке алиби на случай возможного объяснения с известными компетентными органами.
Всё вышесказанное сразу же представилось автору этих строк, когда он «споткнулся» на стечении двух разделённых запятой слов «стали, но». Перед нами встал один вопрос: откуда эти слова М.Горького?
Поиски привели к статье «Ударники в литературе». Эта статья М.Горького впервые увидела свет 21 мая 1931 года в «Ленинградской правде», в бытность С.М. Кирова 1-ым секретарем Ленинградского обкома ВКП(б). Порицая недорослей из пролетариата» и утверждая, что ударник – это, кроме всего прочего, человек, который пытается и умеет рассказать» (т.е., очевидно, владеет языком и чувствует все его оттенки? – А.П.), М.Горький наставляет: «Вот, подумайте-ка о значении той силы, которая позволяет человеку оформлять материю, не имеющую формы, и одновременно оформлять словами процесс преодоления сопротивления материи. Тут есть над чем подумать и есть что изобразить, потому что ведь речь идет о борьбе социалистически организованной воли не только против упрямства железа, стали, но главным образом о сопротивлении живой материи, не всегда удачно организованной в форму человека» (выделение наше – А.П.).
Самое любопытное в том, что восстановление в тексте имени «Сталина» проясняет туманность выражения и делает фразу более понятной, ср.: «Вот, подумайте-ка о значении той силы, которая позволяет человеку оформить материю, не имеющую формы, и одновременно оформлять словами процесс преодоления материи. Тут есть над чем подумать и есть что изобразить, потому что ведь речь идет о борьбе социалистически организованной воли не только против упрямства железа Сталина, но главным образом о сопротивлении живой материи, не всегда удачно организованной в форму человека».
О чем же именно призывает писатель подумать? – о значении творческой силы для писателя, позволяющей Горькому, с одной стороны, «оформлять материю, не имеющую формы», т.е. включить в текст важное для писателя слово («Сталин»), не оформленное в тексте как имя собственное, а с другой стороны – «одновременно оформлять словами процесс преодоления материи», т.е. замаскировывать это слово, создавать для него защитный фон и – что не менее важно – обозначать сам факт тайнописи, или криптограммы (по Ф.де Соссюру). Горький так и пишет: «Тут есть над чем подумать и есть что изобразить...»
Заказав нужный номер «Ленинградской правды», мы поразились тому, насколько понятливым и сочувствующим Горькому оказался наборщик. Слова «Тут есть над чем подумать и есть что изобразить» набраны чуть ли не вразбивку, т.е. явно выделены наборщиком. Слова «стали, но» расположены наборщиком в одной строке (!), хотя и максимально удалены друг от друга, в то время как слово «стали» будто прилеплено к слову «железа», т.е. следует за ним без всякого пробела. Подчёркнутое выделение – с помощью разбивки и пробелов – слов-указателей «Тут есть над чем подумать и есть что изобразить» (а внутри этих слов – сочетаний «тут есть над чем...» и «есть что...»), рваный ритм расположения слов в наиболее важной типографской строке
упрямства железа,стали, но глав-
не оставили у нас никакого сомнения в том, что наборщик горьковской статьи оказался первым конгениальным писателю читателем (наборщики других изданий горьковской статьи оказались менее догадливыми или, по крайней мере, более осторожными).
Но что именно «изображает» писатель? – Борьбу «социалистически организованной воли» против упрямства железа Сталина, а также «сопротивление живой материи».
Одна из частей предложения: «...о сопротивлении живой материи», – может получить по крайней мере два толкования. Если считать слово «материи» употреблённым в родительном падеже (сопротивление кого? чего? чье? – материи), то речь идет о сопротивлении со стороны «живой материи, не всегда удачно организованной в форму человека». При таком подходе в контексте чувствуется определённая самооценка со стороны писателя, не решившегося выступить против Сталина открыто.
Но если слово «материи» считать употреблённым в дательном падеже (сопротивление кому? чему? – материи), – и это прочтение представляется более точным – то речь идет уже о сопротивлении Сталину как олицетворению «живой материи, не всегда удачно организованной в форму человека». При таком подходе М.Горький относит себя к представителям «социалистически организованной воли», борющимся с «упрямством железа Сталина». А помогает писателю в этой борьбе «сила, которая позволяет человеку оформлять материю, не имеющую формы», т.е. язык, о значении которого он и предлагает подумать в начале абзаца.
Полагаем, что А.М.Горький, прекрасно владевший всеми изгибами речи, предвидел возможность двоякого прочтения своей фразы и предпочёл сохранить многозначность (для понимающего читателя) или туманность выражения (для поверхностных или непосвящённых читателей). С точки же зрения культуры, поборником которой писатель был всегда, он как бы пропускает элементарную речевую ошибку типа «Поздравление дочери отправлено вовремя (кого? чье? – или кому?). В данной ситуации, однако, перед нами не ошибка, а вполне осознанный приём.
Кого, кроме себя, причислял М.Горький к представителям «социалистически организованной воли»? Выступая летом 1992 г. на симпозиуме «Литература и власть», – проводившемся Норвичским университетом, с докладом «Почему Сталин убил Горького?» (см. статью Вяч.Вс.Иванова «Загадка последних дней Горького» – Вяч.Вс. Иванов 1993; см. также: А. Латынина 1992: 3), Вяч.Вс.Иванов – на основании тщательного анализа многочисленных свидетельств и их сопоставления – пришёл к выводу, что Горький рассчитывал на победу сил, противостоящих Сталину. И, по-видимому, не ограничивался лишь надеждой. Возможно, указывает Вяч.Вс. Иванов, именно через Горького Рыков и Бухарин пытались войти в контакт с Ягодой – человеком, близким к Горькому. Столь же вероятно, по мнению учёного, что Горький принимал участие в деятельности антисталинской коалиции, существование которой обычно недооценивается – не исключено даже, что посылал сына Максима в 1934 году с поручением к Кирову.
Но вернёмся к зашифрованной фамилии «великого гения всех времён и народов». Надо ли объяснять, почему М. Горький не высказался открыто? – Очевидно, потому, что он просто не смог бы этого сделать: ему не дали бы этого сделать. Зададимся, однако, вопросом: только ли криптограммой «Сталина» привлекает внимание статья М.Горького «Ударники в литературе»? На наш взгляд, она недооценена литературоведами. При внимательном её прочтении сплошь и рядом обнаруживаются строки, имеющие очень даже двусмысленное значение.
Так, сразу же после процитированного в начале настоящих заметок абзаца («Вот, подумайте-ка о значении...») следует такой абзац-пассаж о чрезвычайной содержательности литературы ударников: «В очерке ударников можно прочитать о том, как молодёжь омолаживает стариков, о том, как лентяй, охраняя свою лень, обжигает руку товарища, можно узнать, почему иногда старик моложе юноши, и вообще узнать о «творимой» действительности весьма много полезного». Не напоминает ли по ироничности интонации данный пассаж обращение крыловской Лисы к Ослу? – «Отколе, умная, бредешь ты, голова?»
Следующий за этим предпоследний абзац статьи заканчивается словами другой тональности, но тоже неоднозначными: «Вредительство – тоже действительность, чрезвычайно поучительная её гнусностью. – Товарищи! Держи ухо востро! Гляди в оба! – учит она». Мы не станем обращать особого внимания на завуалированный призыв писателя «держать ухо востро» и «глядеть в оба» (этим как раз, вероятно, и занимаемся). Отметим следующее: открыто назвать проходившие тогда процессы против «вредителей» «действительностью, чрезвычайно поучительной её гнусностью». Горький не мог, и он использует мрачно-ироническую манеру письма, когда слова одновременно выступают и в прямом, и переносном смыслах.
Нельзя обойти вниманием и последнюю, ключевую для понимания позиции М.Горького фразу статьи: «И надобно знать, что настоящее имя нашей действительности – революция, и что она, всё быстрее развиваясь, легко обгоняет задумчивых людей, оставляет их позади себя».
Действительность 1931 года М.Горький называет «революцией» и прямо говорит о том, что «она, всё быстрее развиваясь, легко обгоняет задумчивых людей». К Октябрьской революции вряд ли приложимы слова о том, что она «обгоняет задумчивых людей» и что она «всё быстрее развивается». К тому же, Октябрь – в относительном прошлом, а здесь речь идет о «настоящем имени нашей действительности».
Как тут не вспомнить слова нынешнего историка о том, что «очень мало людей было посвящено в тайну фальсификации политических судебных процессов 1930–1931 годов», что портреты Сталина «начали повсюду вывешивать только в 1930 году, после того как в декабре 1929 года с небывалой для того времени помпезностью было отмечено его 50-летие» (Рой Медведев 1989: 193, 195). Не может ли оказаться так, что слово «революция» в горьковском смысле и – ещё вчера очень популярное – словосочетание «контрреволюционный сталинский переворот» обозначают одно и то же явление и предстают абсолютными синонимами? Может быть, Алексей Максимович Горький был одним из первых, кто понял истинный смысл происходившего в начале 30-х годов?
И.С.Шкала (Гриневский), близко знавший М. Горького, в частности, по работе в журнале «Наши достижения» (где статья «Ударники в литературе» была перепечатана) и затем проведший двадцать лет в тюрьмах и лагерях, утверждает: «Максим Горький не был обольщён той показухой, которую ему организовывал Сталин. Некоторым сегодня почему-то выгодно представлять этого огромного, мудрейшего человека эдаким слепеньким миротворцем... ещё кому-то предстоит раскрыть, проанализировать во всей полноте трагизм существования великого писателя, который прозрел и ужаснулся, но тяжелая, смертельная болезнь, но нелепая смерть любимого сына Максима и соглядатаи, соглядатаи... Мудрейший из мудрых, писатель многое провидел из того, что потом стряслось. Остановить не мог – иное дело...» (см.: Л. Беляева 1988: 5). Для нас в этих словах важно подтверждение того, что близкие к М.Горькому люди ощущали трагизм его существования, но одновременно верили в его «тяжелую, смертельную болезнь» и не были в курсе той борьбы «социалистически организованной воли», которую вел М.Горький с «упрямством железа Сталина», в том числе эзоповым языком.
Подтверждений тому, что М.Горький находился в оппозиции к сталинскому режиму, у нас достаточно. Здесь сошлёмся на недавнюю статью Поэля Карпа, где имеется очень важное для нас рассуждение:
«Смысл словоупотребления восстанавливается лишь в соприкосновении с конкретностью истины. Ныне «левые» (или «правые») объявляют Максима Горького глашатаем сталинского террора и клеймят его за известную фразу: «Если враг не сдаётся, его уничтожают», видя в ней лишь призыв к наращиванию жестокости. Никто не заметил, что Горький выдвинул условие: «если враг не сдается». Он этим напомнил: если враг сдаётся, его не уничтожают... Я был тогда мальчиком, но протестантский подтекст этих слов был мне очевиден. А не жившие той жизнью, не ощущавшие их контекста, ныне видят в них противоположное сказанному, хоть и эзоповым языком. Но политическую лексикологию не прояснить иначе, как обращаясь к реальности, лежащей за словами, и к рядом звучащим словам» (П. Карп 1990: 10).
Ср. также знаменательное начало статьи В.Баранова, общая позиция которого совпадает с нашей: «Как-то Горький обронил фразу, показавшуюся собеседникам невероятной. К.Чуковский дословно воспроизвел её в своем дневнике: «С новой властью нельзя не лукавить...» Сказано это в 1919 году» (B. Бapaнoв 1993: 3). В этой же статье В.Баранов подчеркивает: «Горький оказался «игроком» более опытным, чем можно было подумать».
Как видим, двойной смысл говоримого Горьким воспринимался уже его современниками. В данном контексте должна рассматриваться и статья М.Горького «Ударники в литературе», оказывающаяся весомым аргументом в пользу того, что великий писатель ясно осознавал сущность «по-революционному» быстро утверждавшегося культа личности Сталина, что он видел себя в рядах «социалистически организованной воли», несовместимой с «упрямством» сталинского «железа».
Знал ли Сталин об истинном отношении к нему М.Горького? Если верить имеющимся свидетельствам очевидцев, то да, конечно, знал. Дошли слова профессора Плетнева, лечившего М.Горького: «Мы лечили Горького от болезни сердца, но он страдал не столько физически, сколько, морально: он не переставал терзать себя самоупрёками. Ему в Советском Союзе уже нечем было дышать. Он страстно стремился назад в Италию... Но недоверчивый деспот в Кремле больше всего боялся открытого выступления знаменитого писателя против режима...» (Ю. Анненков 1988: 13). Известно, что 8 июня 1936 г., за 10 дней до смерти М. Горького, выздоравливающего писателя посетили Сталин, Молотов и Ворошилов. Может быть, больной тогда же высказал и просьбу выехать в Италию – для полного излечения?
Узнал ли Сталин о зашифрованности своей фамилии в статье М.Горького «Ударники в литературе»? Позволим себе предположить, что нет: статья была полностью перепечатана в книге М.Горького «О литературе: Статьи и речи (1928–1936)», вышедшей в 1937 году, после смерти писателя, а затем – и в его собрании сочинений. Эта статья до сих пор воспринимается в качестве бодрого просталинского выступления писателя, будто бы всерьез звавшего литераторов учиться у вчерашних полуграмотных «ударников». В страшной действительности начала 30-х годов М.Горький предпочитал считаться идеологом режима и, пользуясь своим положением, спасать конкретных людей... Поведение А.М.Горького для нас чем-то схоже с поведением Федора Дежкина в романе В.Д.Дудинцева «Белые одежды», но в отличие от литературного героя он был слишком крупная фигура и не мог спастись бегством. Впрочем, А.М.Горький был менее осторожен. В выступлениях на Первом съезде писателей он прямо говорил о своем неприятии «вождизма». Почему-то на эти слова великого писателя у нас обращают меньше внимания, чем на глуповато-восторженные, и не замечают в последних нескрываемой иронии. Легче покрасить в одну краску? Но такое наше поведение говорит не о писателе (не всё ли равно ему теперь?) – оно говорит о нас, о нашей культуре, об уровне нашей интеллигентности...
Так на что же рассчитывал в 1931 году великий писатель, пиша свою – по установившемуся мнению, довольно-таки глуповатую и бодро одобрявшую всё происходящее – статью «Ударники в литературе»? О чём он думал, если не посвящал в свое политическое завещание даже довольно близких людей?
Мы полагаем, что Горький думал не о современном ему настоящем, а о далёком для него будущем, когда потомки внимательно перечтут всё им написанное и поймут его... Он не мог не предвидеть нынешних споров о его отношении к культу личности. И это, думается, тоже одна из причин того, что он послал нашему поколению свое политическое завещание, оказавшееся недоступным угрюмо-непросвещённой сталинщине...
Именно так мы писали 12 лет тому назад. Спустя годы, прошедшие после опубликования вышеприведённых строк, вопрос о политическом завещании М.Горького для нас приобрёл иное звучание. Контекст восприятия изменился главным образом вовсе не потому, что изменилась наше мнение о наличии/отсутствии зашифрованной фамилии Сталина в указанной статье М.Горького (здесь наша позиция осталась прежней), но потому, что – благодаря новым исследованиям – значение фигуры Сталина в истории нашей страны приобрело новый характер. Соответственно, подверглась изменениям и наша позиция относительно политического послания М.Горького.
Что конкретно изменилось в нашем восприятии горьковской статьи «Ударники в литературе»?
Сегодня мы полагаем, что М.Горький в 1931-м году не смог увидеть масштабности личности Сталина. Для великого писателя это простительно и потому, что фигуры такого масштаба человеческая история не знает вообще, и потому, что направленность деятельности Сталина во многом остаётся неясной даже многим нашим современникам.
Примем ныне господствующую фразеологию и сопоставим факты. При злодее Сталине:
1) продовольственная корзина, разработанная в 1950-ом году советскими учёными, была значительно «тяжелее» той, которую предложили в 1994-ом году «учёные-демократы» – в 1,1 – 2,5 раза (конкретные показатели по хлебу, картофелю, овощам и фруктам, мясу, рыбе и т.д. см.: Ю.И.Мухин 2005: 137);
2) цены на товары – при сохранении размера пенсий, стипендий, зарплаты – каждую весну снижались, в то время как при замечательных демократах они растут, и компенсации (называемые повышением заработной платы) за инфляцией явно не успевают;
3) правительство обеспечило высокий уровень обороноспособности страны, что позволило одержать победу в самой страшной войне: в частности, «боевая стойкость генералов была в 6,5 раз выше, чем при царе, боевая стойкость офицерства была в 8 раз выше, а стойкость солдат в 17 раз!» (Ю.И.Мухин 2005: 127) – тогда как сегодня о благополучии в этой области не решаются писать даже самые проправительственные издания;
4) уголовники, насильники и враги советской власти репрессировались, а численность народонаселения росла (армия, имевшая перед войной 680 тыс. командиров, в годы чисток потеряла менее 2 %, и прежде всего она рассталась с изменниками типа Тухачевского – см.: Р.К.Баландин и С.С.Миронов 2006: 8) – тогда как сейчас демократические СМИ просто захлёбываются в восхищении от бандитов, а численность народа снижается в размерах, сопоставимых с геноцидом (факт сокращения численности населения России сегодня настолько очевиден, что от ссылок воздержимся);
5) люди не боялись спать с приоткрытыми от жары дверями, поскольку преступность практически не ощущалась: в 1940-м году в СССР при численности населения в 190 млн. было всего 6549 убийств, тогда как в демократическом 1998 году в России с около 140 млн. населения от преступников погибло более чем в 10 раз – 64545 человек (см.: Ю.И.Мухин 2005: 263);
6) люди не знали, что такое наркотики, тогда как сегодня, при славном демократическом режиме, наркомания, токсикомания, алкоголизм – трагедия общенационального масштаба;
7) интеллектуальный труд очень высоко ценился: если оклад союзного министра в 1953 году не превышал 5000 рублей в месяц, то зарплата профессоров и академиков была выше, нередко превышая 10000 рублей (см.: Ю.И.Мухин 2005: 139), сегодня же о высокой оценке интеллектуального труда говорить просто неприлично;
8) при деспоте Сталине главным оружием милиционеров была их форма (дубинок и оружия им не требовалось), а при славных демократах растёт число охранников, бандитов и телекамер слежения.
Сопоставления можно продолжать и продолжать, но почти все они сложатся не в пользу демократов. Самое же главное отличие злодея Сталина от нынешних славных правителей заключается в том, что при нём в стране царил культ знаний, режим высокой духовности. Люди в возрасте помнят, что электрички Московского метрополитена были заполнены читающими людьми: как только пассажир присаживался, то сразу же доставал книгу или газету, хотя многие читали даже стоя.
Об угрюмой непросвещённости Сталина говорить было тоже несправедливо: это был один из самых образованных людей (конкретные факты см.: Ю.И.Мухин 2005: 162-165).
Горький не смог разглядеть в Сталине самое главное – его фанатическую преданность России, её народу. «Лицом к лицу – лица не увидать». В главном же М.Горький и И.В.Сталин объективно были союзниками. Одним из подтверждений этого может служить, в том числе, и переименование станции метро «Горьковская»: если бы победившие демократы числили писателя на своей стороне, то переименования бы не случилось. Неоднократно доказано, например, что М.Н.Тухачевский работал на германский генштаб, но, тем не менее, улиц с его фамилией в российских городах до сих пор намного больше, чем улиц, например, Рокоссовского, честного советского генерала. Наименования и переименования вовсе не случайны. Уже в силу того, что М.Горький объективно был союзником, И.В.Сталин не мог стать причиной его смерти. Сам Сталин считал, что М.Горький был отравлен, и говорил об этом публично.
Одной из причин, по которой М.Горький не смог в 1931 году прочитать И.В.Сталина, было то, что, как показывают этнографические исследования А.А.Меняйлова, что И.В.Сталин на самом деле был волхвом высшей ступени посвящения (см.: А.А.Меняйлов 2004; 2004а; 2005; 2005а). В 1911-ом году И.В.Сталин был инициирован в древнерусский культ Девы и стал непобедимым. Творить ему пришлось, однако, во враждебном окружении, которое не уставало плести вокруг него заговоры (см.: Ю.И.Мухин 2005; Р.К.Баландин и С.С.Миронов 2006). В этом смысле, слова Вяч.Вс.Иванова о существовании в 30-е годы антисталинского заговора оказываются верными и сейчас, спустя 12 лет.
Что касается инкриминируемых И.В.Сталину массовых репрессий, то теперь стала ясной и очевидной необходимость различать лексемы «репрессии» и «террор». В тех случаях, когда смертность населения уменьшается, численность растёт при увеличении общей продолжительности жизни, когда растут валовой национальный продукт и уровень потребления на душу населения (и это происходит не за счёт ограбления других народов и стран), – значит, государство находится на подъёме, и репрессии необходимы для подавления врагов этого государства. Репрессии не могут быть массовыми в принципе, поскольку героизм не может быть подневольным, а трудовой подъём – результатом приказа начальства. В тех же случаях, когда смертность населения растёт, жизненный уровень населения падает, когда народ в массовом порядке вымирает или уничтожается (как в своё время в Кампучии, во время Великой Французской революции), – в таких случаях и следует говорить о терроре и терроризме как политике террора. Трудовой подъём, как и повышение численности населения, в случаях террора и терроризма оказывается невозможным.
В 30-е годы прирост населения в СССР составлял 1,5 – 2 % в год, а общая численность без учёта присоединённых территорий увеличилась примерно на 24 млн. человек. В наиболее развитых капиталистических странах, грабивших колониальные и зависимые страны, прирост составлял 0,5 – 1,5 % (см.: Р.К.Баландин и С.С.Миронов 2006: 6). О том, что в 30-е годы людские потери были неизмеримо меньше, чем в годы гражданской войны и коллективизации, показывают статистические выкладки В.В.Кожинова, ср.: в 1918-22 годах потери составили 12 % населения, тогда как в 1937-38 гг. – 0,4 % (В.В.Кожинов 2005: 107-111). В этом плане в 30-ых гг. имели место именно репрессии, направленные против отдельных социальных групп, которые хотели обогатиться за счёт народа, при его обнищании, вырождении и вымирании. О терроре в 30-е гг. говорить просто не приходится.
М.Горький как художник в случае со Сталиным встретился с человеком, который не вписывался ни в какие привычные представления (достоверно «прочитать» И.В.Сталина смог, вероятней всего, только М.А.Булгаков в его пьесе «Батум», совершенно неизвестной массовому читателю). Сегодня нам думается, что политическое завещание М.Горького объективно показывает сложность и непостижимость фигуры И.В.Сталина, которая была воспринята писателем в значительной мере упрощённо, всего лишь как олицетворение «упрямства железа». Знакомство с последними исследованиями убеждает в том, что существовавшее у нас предположение об убийстве Кирова по заданию Сталина было безусловно ошибочным, что скорее следует говорить о «германском следе» этого преступления (см.: Р.К.Баландин, С.С.Миронов 2006: 43-45, 126-152 и др.).
М.Горький – не единственный, кому сразу не удалось «прочесть» Сталина. Сталина глубоко уважали и тоже не смогли «прочесть» такие выдающиеся люди той эпохи, как А.Гитлер, У.Черчилль. А.Гитлер говорил в доверительной беседе Риббентропу в 1942-м году: «Любой другой народ после сокрушительных ударов, полученных в 1941 – 1942 гг., вне всякого сомнения, оказался бы сломленным. Если с Россией этого не случилось, то своей победой русский народ обязан только железной твёрдости этого человека, несгибаемая воля и героизм которого призвали и привели народ к продолжению сопротивления. Сталин – это именно тот крупный противник, которого он имеет как в мировоззренческом, так и в военном отношении… Создание Красной Армии – грандиозное дело, а сам Сталин, без сомнения, – историческая личность совершенно огромного масштаба». Признание А.Гитлера тем более ценно, что он, по мнению многих, был лучшим полководцем всех времён и народов (достаточно вспомнить его триумфальное шествие по Европе). Суждений У.Черчилля о Сталине приводить не будем в силу ограниченности рамок повествования.
Впрочем, в 1935-м году М.Горький уже иначе относился к И.В.Сталину. В частности, 24 марта 1935 года он писал вождю: «Чем ближе к войне – тем более усиленно будут мерзавцы всех мастей стараться убить Вас, дабы обезглавить Союз. Это – естественно, ибо враги хорошо видят: заменить Вас – некем. Колоссальной и мудрой Вашей работой Вы внушали миллионам людей доверие и любовь к Вам, это – факт… Берегите себя. Мировая – всемирная – ненависть к Вам всех подлецов и мерзавцев говорит Вам о Вашей величине, о значительности Вашей работы так же красноречиво и убедительно, как горячая любовь всех честных, искренних революционеров» (цит. по: Эпоха Сталина 2004: 397-398). В связи с духовным прозрением М.Горького закономерно возникает вопрос: может быть, именно оно, когда над головой Г.Ягоды в 1937 году стали сгущаться тучи, и послужило реальной причиной гибели писателя?
Сегодня нам понятно, что политическое послание М.Горького, призывая бороться «против упрямства железа Сталина», оказалось, вероятней всего, результатом доверчивости писателя к своему окружению, результатом художнического внимания к деталям, результатом того, что за деревьями в 1931-м году ему не удалось разглядеть леса…
Наше прочтение политического послания М.Горького следует рассматривать как иллюстрацию общеизвестного тезиса, что коммуникация – уровень единичного, уникально-неповторимого проявления языка, причём коммуницирование с одним и тем же адресантом варьирует как в пространстве и времени вообще, но так же зависит от уникально-неповторимого пространства и времени адресата.
Цитируемая литература:
Анненков Ю. Максим Горький // Лит. Россия. – 11.11.1988. – № 45 (1345). – С. 12-14.
Баландин Р.К., Миронов С.С. «Клубок» вокруг Сталина. – М.: Вече, 2006. – 320 с.: ил. – (Тысячелетие русской истории)
Баранов В. Горький и Сталин: попытка противостояния // Культура. – 20.03.1993. – № 11(6868). – С. 3.
Беляева Л. «Готов ручаться за него головой»: Беседа с ветераном гражданской войны писателем Ильёй Самсоновичем Шкапой, соратником и другом М.Горького и М.Шолохова, проведшим двадцать лет в тюрьмах и лагерях... // Лит. газета. – 23.11.1988. – № 47 (5217). – С. 5.
Горький М. Ударники в литературе // Ленинградская правда. 21.05.1931. № 138. – С. 2.
Горький М. Ударники в литературе // Наши достижения. 1931. № 5. – С. 1-2.
Горький М. Ударники в литературе // М.Горький. О литературе: Статьи и речи (1928-1936); Редакция Н.Ф.Бельчикова. Изд. 3-е, доп. М.: Сов. писатель, 1937. С. 63-66.
Горький М. Ударники в литературе // М.Горький. Собрание сочинений: В 30-ти т. Т. 26. М., 1953. С. 16-19.
Горький М. Письма, телеграммы, надписи (1927-1936) // М.Горький. Собрание сочинений: В 30-ти т. Т. 30. М., 1956. – 818 с.
Гусейнов Г. «Сколько ни таимничай, а будет сказаться» // Знание – сила. 1989. № 1. – С. 73-79.
Золотусский И. Куда же нам плыть? Полемические заметки // Юность. 1989. – № 11. – С. 59-61.
Иванов Вяч.Вс. Загадка последних дней Горького // Звезда. 1993. № 1. – С. 141-163.
Карп П. Гарантия надежды // Кн. обозрение. 13.04.1990. № 115 (1245). – С. 6, 10.
Кожинов В.В. Правда сталинских репрессий. – М.: Алгоритм; Эксмо, 2005. – 448 с.
Латынина А. Конец советской цивилизации: Сложный механизм культуры нельзя открыть набором политических отмычек // Лит. газета. 9.09.1992. N 37 (5414). С. 3.
Медведев Р. О Сталине и сталинизме // Знамя. 1989. № 2. – С. 174-194.
Меняйлов А.А. Сталин: прозрение волхва. – М.: Крафт+, 2004. – 352 с.
Меняйлов А.А. Сталин. Культ Девы. – М.: Крафт+, 2004а. – 384 с.
Меняйлов А.А. Смотрите, смотрите внимательно, о волки! – М.: Крафт+, 2005. – 480 с.
Меняйлов А.А. Сталин: тайна Валькирии. – М.: Крафт+, 2005а. – 416 с.
Мухин Ю.И. Убийцы Сталина. – М.: Яуза, 2005. – 672 с. – (Русская правда).
Мясников А. М.Горький: Очерк творчества. – М.: ГИХЛ, 1953. – 648 с.
Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. – М.; Пенза: Ин-т языкознания РАН, ПГПУ им. В.Г.Белинского, 1995. – 378 с.
Троцкий Л.Д. Иосиф Сталин: Опыт характеристики // Аврора. 1990. № 4. – С. 23-30.
Эпоха Сталина: события и люди. Энциклопедия / Автор-составитель В.В.Суходеев. – М.: Эксмо, Алгоритм, 2004. – 640 с. – (Политический бестселлер).