В настоящем докладе хотелось бы обратить внимание на методологические аспекты использования понятий языковая личность, текст и дискурс. В качестве методологической основы используется общелингвистический по своему характеру метод целостно-системного подхода к языковым явлениям, предложенный нами в монографии «Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления» (1995).

Позволим себе обозначить логическую связь вынесенных в название доклада понятий, но перед этим полагаем полезным вкратце напомнить суть целостно-системного подхода к языковой и неязыковой реальности (более подробно см.: А.В.Пузырёв 1995, 2002 и др.).

Смысл используемой методологии заключается в том, что в исследуемом предмете выделяются четыре одновременно сосуществующих: 1) исходный предмет; 2) развитой предмет в собственном смысле слова; 3) то, во что он превращается; 4) будущий предмет. В логическом аспекте этим четырём предметам соответствуют категории всеобщего, общего, особенного и единичного; в онтологическом плане – четыре ступени сущности: бытие, сущность, явление и действительность. В соответствии с этими же четырьмя планами в лингвистике нами было предложено различать уровни мышления, языка, речи и коммуникации. Логика рассуждений позволяет выделить и пятую (третью по общему счёту) ипостась языка – психофизиологические процессы, сопровождающие речевые, психофизиологию (в логическом аспекте ей соответствует категория конкретно-абстрактного, в онтологическом – необходимости).

На каждой из четырёх ступеней сущности выделяется пять целевых подсистем – пять обязательных аспектов. В логическом плане этим аспектам соответствуют категории всеобщего, общего, конкретно-абстрактного, особенного и единичного; в онтологическом – бытия, сущности, необходимости, явления и действительности. Выделение пяти целевых подсистем анализа для лингвистов обозначает разграничение (и достаточно жёсткую последовательность на каждой ступени сущности) – внутри системного исследования – следующих пяти аспектов:

1) онто- и филогенетический (связанный с проблемами становления мышления, языка, речи и коммуникации у детей, с формированием мышления, языка, речи и коммуникации в данном этносе; с этим аспектом, вероятней всего, соотносятся такие лингвистические дисциплины, как онтолингвистика, диалектология, история языка и т.д.; очевидно, что онтогенетический аспект на сегодня просто-напросто проигнорирован в системе подготовки будущих филологов);

2) логический (связанный с проблемами создания логически непротиворечивой сетки терминов, которые затем могли бы «выдержать» использование в других целевых подсистемах исследования. Здесь возникает вопрос о денотативной состоятельности терминологии, поскольку очевидно, что проверку «единичным» или действительностью выдержит далеко не каждая терминосистема – именно с логическим аспектом прежде всего соотносятся, вероятно, контрастивная лингвистика, структурная лингвистика и, к сожалению, только им чаще всего и ограничивается базовый курс филологов «Современный русский язык»);

3) динамический (закон развития данного языкового явления или языка в точке синхронии; именно с этим аспектом связываются основные устремления психологии творчества, психолингвистики, лингвостатистики, текстологии и  т.п.; психолингвистика и лингвостатистика, предполагаем, тоже не самые популярные дисциплины на филологических факультетах);

4) функциональный (соотносительный с изучением функциональных форм и функциональных связей языка и языковых явлений, вероятней всего – именно с этим аспектом прежде всего связаны стилистика, прагматика, риторика, социолингвистика);

5) идиостилевой (связанный с проблемами языковой личности – именно личности, т.е. человека думающего, обладающего языком, говорящего или пишущего, общающегося с другим человеком. Здесь важно уметь видеть уникально-неповторимые качества данного человека на уровнях мышления, языка, речи и коммуникации – без такого умения видеть отличие этого человека от других идиостилевой аспект может быть только продекларирован).

Как же связаны между собой понятия «языковая личность», «текст» и «дискурс» в плане целостно-системного подхода к языку и языковым явлениям?

В понимании языковой личности мы следуем – в определении видовых характеристик этого понятия – за Ю.Н.Карауловым. Отличие нашей позиции заключается в понимании родовой отнесённости данного понятия. Языковая личность, в нашем понимании, – это человек, способный создавать и воспринимать речевые произведения (тексты), различающиеся «а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определённой целевой направленностью» (Ю.Н.Караулов 1989: 3). Уместно сослаться на И.А.Бодуэна де Куртене: «Здесь, как и во всех прочих отделах языковедения, реальной величиной является не язык в отвлечении от человека, а только человек как носитель языкового мышления» (И.А. Бодуэн де Куртене 1963 т.2: 182). Требование используемой методологии различать в предмете изучения минимум четыре степени сущности заставляет нас видеть в языковой личности личность: 1) мыслящую, 2) владеющую языком, 3) порождающую и воспринимающую реальные тексты, 4) вступающую в различные коммуникативные потоки – т.е. личность мыслительную (точнее – мыслящую), собственно языковую, речевую, коммуникативную (точнее – коммуницирующую). Логика рассуждений позволяет выделить и пятую (третью по общему счёту) ипостась языковой личности – личность, чьё использование языка протекает в форме психофизиологических процессов (психофизиологическую личность).

Уже было сказано, что аспект языковой личности в плане субстратного подхода к языку обнимает целевую подсистему «Единичное». Любой закон (в том числе и Язык как один из Законов вселенной) обретает свою действительность через своего носителя (в данном случае – через языковую личность).

Так, например, общество по отношению к человеку, языковой личности выступает как момент всеобщего и, в качестве всеобщего основания, во многом предопределяет грани проявления данной языковой личности. На уровне мышления в качестве оснований для личности выступают господствующие в обществе типы и архетипы сознания, на уровне языка – степень развитости и особенности используемого языка, на уровне речи – характер наполнивших время и пространство текстов, на уровне коммуникации – соотношение коммуникативных и квазикоммуникативных, актуализаторских и манипулятивных (по Э.Шострому) типов общения, нацио- и социокультурные особенности коммуникации.

С другой стороны, от установок личности во многом зависит характер проявления указанных всеобщих оснований: языковая личность приходит в общество со своим языком, со своим Законом становления и развития, и пересечение индивидуальных языков в обществе создает удивительно красочное пересечение законов развития данного общества. «Не человек владеет языком, а Язык ведёт человека по жизни», – говорил, кажется, М.Хайдеггер. Мы позволили себе продолжить эту мысль: «Не общество владеет и распоряжается языком, а Язык ведёт это общество по жизни» (см.: А.В.Пузырёв 1996: 22-23). Если говорить совсем точно, то человека (и общество) ведёт по жизни не язык, а характер мышления его носителя, а язык выступает лишь как средство обнаружения характера этого мышления. Модная сегодня криминальная и террористическая лексика в господствующих СМИ лучше всего говорит о характере мышления их владельцев и вдохновителей.

Текст – это единица языка. Если язык – это система знаков, служащая средством человеческого общения, мыслительной деятельности, способом выражения самосознания личности, а также хранения информации и передачи её от поколения к поколению, то текст – это объединённая смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность. Так же, как и язык, текст выступает в виде минимум 4-х своих ипостасей и фигурирует в виде единицы мышления, языка, речи и коммуникации.

Уместно напомнить важность различения элементов и единиц языка (более подробно см.: А.В.Пузырёв 2002: 51-65). Неразличение этих понятий заставило доктора филологических и психологических наук А.А.Леонтьева горестно заметить: «Вся без исключения современная лингвистика имеет дело с анализом по элементам» (А.А.Леонтьев 1997: 48).

Текст – это не элемент, но единица языка. Справедливости ради следует уточнить, что текст – отнюдь не минимальная языковая единица. В качестве минимальной языковой единицы, по нашему убеждению, выступает предложение (здесь мы вынуждены логикой рассуждений не согласиться с Л.С.Выготским, видевшим в качестве единицы языка слово и его лексическое значение). По логике наших рассуждений, к элементам языка следует относить фонему, морфему, лексему, к языковым единицам – предложение, сложное синтаксическое целое, текст.

Попутно заметим, что логика рассуждений делает возможным вычертить ряд понятий, соответствующих предложению – минимальной единице мышления, языка, психофизиологии, речи и коммуникации: мысль (психологический аспект, уровень мышления) – предложение (уровень языка) – рефлекторный акт (уровень психофизиологии) – высказывание (уровень речи) – коммуникативный акт (уровень коммуникации).

Как же соотносится с понятиями языковая личность и текст понятие дискурс? Ответу на этот вопрос предпошлём толкование понятия «дискурс» в «Лингвистическом энциклопедическом словаре» (1990), т.е. в одном из наиболее авторитетных для лингвистов источников.

«Дискýрс (от франц. discourse – речь) – связный текст в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах). Д. – это речь, «погружённая в жизнь». Поэтому термин «Д.», в отличие от термина «текст», не применяется к древним и др. текстам, связи к-рых с живой жизнью не восстанавливаются непосредственно» (Лингвистический энциклопедический словарь 1990: 136-137).

Известно, что первоначально термин дискурс во французской лингвистике обозначал речь вообще, текст. Введение этого понятия и противопоставление его объективному повествованию (récit) означило, по Э.Бенвенисту, «речь, присваиваемую говорящим».

При сопоставлении целостно-системного представления языковых явлений (в том числе текстовых явлений) с понятием дискурс становится очевидным, что те явления, которые в субстратной методологии осмысливаются лингвистом в рамках строго очерченной схемы, в которой не могут быть потеряны никакие существенные аспекты языкового явления, в понятии дискурс воспринимаются в неформализованном, синкретичном, нерасчленённом виде.

В каком-то смысле, если рассматривать этот вопрос в целостно-системном плане, понятие дискурса оказывается смешивающим понятия мышления, языка, речи и коммуникации, а также текста как языковой единицы, т.е. в научном плане оказывается для русского исследователя (точнее – исследователя, мыслящего в рамках русского языкового и метаязыкового мышления) весьма и весьма неудачным.

Этот термин – дискурс – является неудачным по многим основаниям.

Он неудачен потому, что в неявном виде исходит из установки, что язык может быть не «погружён в жизнь». Если признать, что язык существует на уровнях мышления, собственно языка, речи и коммуникации, то станет понятным, что уровень коммуникации как раз и соотносится с жизнью языка. Коммуникация являет собой действительность языка, его актуально наличное бытие. Коммуникация для языка – это и есть его жизнь. Мы уже писали, что именно наличие/отсутствие этой ступени сущности языка проводит грань между живыми и мёртвыми языками, а понятие живых и мёртвых языков, напомним, входит в лингвистический инструментарий уже не одно столетие.

Термин дискурс неудачен потому, что неявно предполагает возможность существования языка отдельно от человека. Как тут ещё раз не напомнить о том, что «реальной величиной является не язык в отвлечении от человека, а только человек как носитель языкового мышления»!

Термин дискурс неудачен потому, что делает русскую лингвистическую мысль размытой и неточной, т.е. отдаляет от идеалов научного познания. Вообще, механический перенос в русскую лингвистическую мысль иноземных моделей и понятий не укрепляет её, а служит её запутыванию и приучает к беспомощности, к непониманию собственного предмета исследования (и научных дам такого рода, к сожалению нормальных мужчин, более чем много). Это всё равно что пересадить восточноевропейской овчарке ноги таксы – собаке от этой операции вряд ли станет лучше и комфортней. В этом плане русский космопсихологос предоставляет русским исследователям и исследовательницам, учёным из Российской Федерации, намного больше возможностей в постижении истины, нежели опора на космопсихологос других этносов (о космопсихологосе см.: Г.Д.Гачев 1988; А.А.Гагаев и П.А.Гагаев 2005 и др.).

Сказанное вовсе не означает нашего отказа от понятия дискурс. Напротив, в тех случаях, когда в интересах исследования и экономии времени и места вполне допустимо обозначить предметную область размыто и неопределённо (и это не скажется на научной точности научных выводов или постижение истины не предполагается), понятие дискурса будет, полагаем, ценным и удобным (хотя таких случаев в нашей собственной исследовательской практике не встречалось, отсюда вовсе не следует, что их не может быть вообще).

Цитируемая литература

Бодуэн де Куртене И.А. Избранные труды по общему языкознанию: В 2-х т. – М.: АН СССР, 1963.

Гагаев А.А. Теория и методология субстратного подхода в материалистической диалектике. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1991. – 308 с.; вкл.

Гагаев А.А., Гагаев П.А. Философская и культурно-типическая антропология. Русский космо-психо-логос. Культурно-типическая модель науки. Система философии: В 2-х т. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2005.

Гачев Г.Д. Национальные образы мира. – М.: Сов. писатель, 1988. – 448 с.

Караулов Ю.Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Язык и личность. М., 1989. С. 3-8.

Леонтьев А.А. Основы психолингвистики: Учебник. – М.: Смысл, 1997. – 287 с.

Лингвистический энциклопедический словарь /Гл. ред. В.Н.Ярцева. – М.: Сов. Энциклопедия, 1990. – 685 с.: ил.

Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. – М.; Пенза: Ин-т языкознания РАН, ПГПУ им. В.Г.Белинского, 1995. 378 с.

Пузырёв А.В. Общество, язык, текст и языковая личность в аспекте субстратного подхода к языку // Общество, язык и личность: Материалы Всероссийской научной конференции (Пенза, 23-26 октября 1996 г.). М., 1996. С. 20-22.

Пузырёв А.В. Опыты целостно-системных подходов к языковой и неязыковой реальности: Сборник статей. – Пенза: ПГПУ имени В.Г. Белинского, 2002. – 163 с.