Современность психолингвистики

Основной пафос настоящего доклада заключается в том, что психолингвистика является чрезвычайно современной наукой, а повышению качества проводимых в её рамках исследований способствует введение в научный обиход пентахотомии «мышление – язык – психофизиология – речь – коммуникация».
 
Мнение о том, что в ходе лингвистических (и психолингвистических) исследований следует различать уровни (аспекты) мышления, языка в собственном смысле этого слова, речи и коммуникации, впервые высказанное нами в 1989-м году (А.В.Пузырёв 1989), постепенно утверждается среди лингвистов и воспринимается некоторыми как своего рода топик (см. напр.: Языковое сознание 2000: 42). Мы полагаем, что имеются все основания выделять ещё один, пятый (по общему счёту – третий) уровень анализа – уровень психофизиологических процессов, причём чрезвычайно важным при этом является момент разграничения элементов и единиц психолингвистического анализа.
 
Впервые, напомним, о разграничении анализа по элементам и анализа по единицам в связи с изучением проблем мышления и речи заговорил один из основоположников советской психологии Л.С.Выготский – в своей известной работе «Мышление и речь»: «Нам думается, что следует различать двоякого рода анализ, применяемый в психологии... Первый способ психологического анализа можно назвать разложением сложных психических целых на элементы... Существенным признаком такого анализа является то, что в результате его получаются продукты, чужеродные по отношению к анализируемому целому, – элементы, которые не содержат в себе свойств, присущих целому как таковому, и обладают рядом новых свойств, которых это целое никогда не могло обнаружить... Само слово, представляющее собой живое единство звука и значения и содержащее в себе, как живая клеточка, в самом простом виде основные свойства, присущие речевому мышлению в целом, оказалось в результате такого анализа раздробленным на две части, между которыми затем исследователи пытались установить внешнюю механическую ассоциативную связь... Нам думается, что решительным и поворотным моментом во всём учении о мышлении и речи, далее, является переход от этого анализа к анализу другого рода. Этот последний мы могли бы обозначить как анализ, расчленяющий сложное единое целое на единицы. Под единицей мы подразумеваем такой продукт анализа, который в отличие от элементов обладает всеми основными свойствами, присущими целому, и который является далее неразложимыми живыми частями этого единства. Что же является такой единицей, которая далее неразложима и в которой содержатся свойства, присущие речевому мышлению как целому? Нам думается, что такая единица может быть найдена во внутренней стороне слова – в его значении» (Л.С.Выготский 1982 т. 2: 13-16).
 
Для иллюстрации мысли Л.С.Выготского обратимся к примеру из школьного курса химии. Как известно, формула воды – Н2О. Изучать свойства воды путём анализа её по элементам – это изучать её свойства путём исследования свойств водорода отдельно от свойств кислорода и на базе поиска общих свойств водорода и кислорода делать выводы о свойствах воды. Но даже школьнику понятно, что водород и кислород по отношению к воде – элементы, которые не содержат в себе свойств, присущих целому как таковому, и обладают рядом новых свойств, которых это целое никогда не могло обнаружить, и свойств воды таким образом постичь невозможно. Постичь свойства воды можно только тогда, когда мы изучаем свойства молекул воды, т.е. пользуемся анализом по единицам, а не по элементам.
 
Если принять точку зрения Л.С.Выготского – а она у нас вызывает симпатию, в частности, потому, что в наибольшей степени отвечает общеязыковому использованию слов элемент и единица, – то мы должны будем придти к выводу, что явления фонетики и морфемики чаще всего – это явления элементов языка. Явления единиц языка, вероятно, по принятой нами логике, характеризуют более высокие языковые ярусы – прежде всего уровень синтаксиса. Относительно лексического уровня у нас нет полной уверенности. С одной стороны, имеется высказывание основоположника советской психологии Л.С.Выготского о том, что значение слова – это не элемент, а единица психологического анализа. С другой стороны, человек думает все-таки не словами: единицей мышления, на наш взгляд, является не слово, а мысль. Мысль же – это суждение, развёрнутое или сокращённое, в данном случае это неважно (Ю.А.Самарин 1962: 404). На уровне языка суждению соответствует предложение, но не отдельно взятое слово. Поэтому мы склоняемся к мысли, что слова демонстрируют все-таки явление элементов языка, но не его единиц.
 
В связи с указанным различением элементов и единиц анализа может показаться интересным заявление А.А.Леонтьева, доктора психологических и филологических наук: “Вся без исключения современная лингвистика имеет дело с анализом по элементам” (А.А.Леонтьев 1997: 48). Мнение А.А.Леонтьева может показаться справедливым: если какая-то единица обладает признаками самостоятельности, то она должна характеризоваться и какими-то динамическими характеристиками, она должна обладать какой-то процессуальностью (ср.: Боевые единицы флота показали высокую воинскую выучку). Как часто разбираемые языковые единицы (предложения, тексты) рассматриваются как динамически протекающий процесс? Думается, что это делается очень и очень нечасто.
 
Лингвисты обычно не разграничивают элементов и единиц языка и речи.
 
Попытаемся дать элементам и единицам языка рабочие определения.
 
Фонема – это элемент языка, представляющий собой совокупность звуков, выполняющих одну и ту же различительную и объединительную функцию. Это целостная совокупность звуков, находящихся в отношениях позиционной мены. Так, фонема <о> может быть выражена в речевом потоке одним из следующих звуков («фонов»): [ó] вёл, ввод, [иэ] вела, [ь] вывел,[Λ] выводивший, [ъ] вывод (автор следует основным положениям Московской фонологической школы).
 
Морфема – это элемент языка, представляющий собой значимую, далее неделимую часть слова. Этот элемент выступает как совокупность морфов, обладающих одним и тем же вещественным и/или грамматическим значением, и мыслится как некая единая целостность. Так, в словоформах река, реки, речка три морфа (рек-, рек’-, реч’-) составляют одну морфему, а морфема мороз- реализуется в виде одного из следующих морфов: мороз- (морозы)мороз’- (морозить), морож- (мороженое), мораж- (замораживать).
 
Лексема – это слово как структурный элемент языка, рассматриваемый во всей совокупности своих соотносительных и взаимосвязанных друг с другом форм и значений, это слово как целостная совокупность его лексико-семантических вариантов (так, лексема «единица» включает шесть ЛСВ, объединённых общим семантическим стержнем). В предложении Рыбак рыбака видит издалека 4 слова, но 3 лексемы (лексема рыбак представлена двумя словоупотреблениями). На уровне речи лексема выступает в виде лексов, или словоупотреблений.
 
Предложение – это кратчайшая и основная синтаксическая единица языка, служащая средством формирования и формулирования мысли, средством волеизъявления и выражения эмоций. В качестве единицы языка предложение выступает как отвлеченный структурный образец (или материально выраженное предложение с точки зрения проявления в нём такого отвлечённого структурного образца). Примером такого отвлечённого структурного образца может выступить известное предложение акад. Л.В.Щербы: «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка». На уровне речи предложение реализуется как высказывание с конкретным лексическим наполнением (так, конкретная интерпретация указанного предложения Л.В.Щербы будет определяться конкретным носителем языка).
 
Сложное синтаксическое целое – это синтаксическая единица языка, служащая компонентом текста и представляющая собой ряд высказываний, которые объединены общей темой и имеют структурные показатели связи.
 
Текст – это синтаксическая единица языка, представляющая собой объединённую смысловой связью последовательность языковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность (см.: ЛЭС 1990: 507). В предельных случаях текст может быть выражен сложным синтаксическим целым и даже одним предложением (текст Т.Белозерова цит. по: Л.И.Величко 1983: 12):
 
БерЁза
 
На высокой гриве стоит береза. Её корявый ствол оброс лишайником и тугим, как резина, трутом. С пожелтевших сучьев до самой земли свешиваются длинные молодые ветви. Эти ветви делают берёзу очень чуткой: кругом ни ветерка, а берёза покачивается, сверкает листьями и шумит, шумит. И тонут в этом родном сердцу шуме все обиды, горести и боязни. Войди в этот шум, и ты станешь самым счастливым.
(Т.Белозеров)
 
Разумеется, что разграничение элементов и единиц в таком случае должно распространяться и на явления, соответствующие языковым на уровнях мышления, психофизиологии, речи и коммуникации.
 
Мы уже неоднократно писали о том, что в собственной научной работе пользуемся методологией, согласно которой в ходе анализа языкового материала следует выделять в собственном предмете четыре одновременно сосуществующих: 1) исходный предмет; 2) развитой предмет в собственном смысле слова; 3) то, во что он превращается; 4) будущий предмет. В логическом аспекте этим четырём предметам соответствуют категории всеобщего, общего, особенного и единичного; в онтологическом плане – четыре ступени сущности: бытие, сущность, явление и действительность. В соответствии с этими же четырьмя планами в лингвистике нами было предложено различать уровни мышления, языка, речи и коммуникации. Соответственно, во всех лингвистических объектах предлагалось различать, например:
 
– в тексте единицу мыслительного, собственно языкового, речевого и коммуникативного плана;
 
– в предложении единицу мышления (суждение), языка (предложение в собственном смысле этого слова), речи (высказывание как материально выраженное предложение) и коммуникации (коммуникативный акт как уникально неповторимое воплощение данного предложения в конкретной точке времени и пространства);
 
– в личности личность мыслительную (мыслящую, в том числе, на определённом языковом коде), собственно языковую (владеющую тем или иным национальным языком), речевую (материализующую свою языковую способность и компетенцию в определённых материально выраженных речевых фактах) и коммуникативную (коммуницирующую, т.е. вступающую с помощью владения тем или иным языковым кодом в коммуникацию с другим субъектом – см., напр.: А.В.Пузырёв 1995: 32-40 и др.).
 
Логика рассуждений заставляет выделить и пятую (третью по общему счёту) ипостась языка – психофизиологические процессы, сопровождающие речевые, психофизиологию (в логическом аспекте ей соответствует категория конкретно-абстрактного, в онтологическом – необходимости).
 
Закономерен вопрос: как выглядит разграничение элементов и единиц лингвистического (и психолингвистического) анализа в свете разграничения пяти ступеней их сущности?
На уровне мышления основной единицей является мысль. На уровне языка – предложение. На уровне речи – высказывание.
 
На уровне коммуникации основной единицей является коммуникативный акт. Такая единица – по нашему мнению – предполагает наличие определённых интра- и экстралингвистических факторов, важнейшим из которых является наличие минимум двух субъектов (в качестве второго субъекта может выступить и «второе Я» одного субъекта). В качестве коммуницирующих субъектов могут выступить и разные субличности (языковые субличности) одного и того же субъекта.
 
Нам важно подчеркнуть, что в лингвистическом (и, в частности, психолингвистическом) обиходе принципиально существенным является учёт психофизиологической составляющей тех или иных языковых реалий.
 
«Аналитической единицей в физиологии высшей нервной деятельности, – пишет в своей книге Ю.А.Самарин, – является рефлекторный акт, хотя, как показано новейшими исследованиями, сам он включает в себя ряд постоянных и временных связей, а рефлекторная дуга, обеспечивающая данный рефлекс, представляет собой весьма сложную систему взаимодействий внешней и внутренней среды организма» (Ю.А.Самарин 1962: 216). На наш взгляд, именно рефлекторный акт является физиологическим субстратом единиц мышления, языка, речи и коммуникации (более подробное рассмотрение рефлекторного акта как единицы психофизиологии содержится в: Ю.А.Самарин 1962).
 
В предложении, минимальной единице языка, мы должны, таким образом, различать единицу мышления, языка в собственном смысле слова, психофизиологии, речи и коммуникации: мысль (психологический аспект, уровень мышления) – предложение (уровень языка) – рефлекторный акт (уровень психофизиологии) – высказывание (уровень речи) – коммуникативный акт (уровень коммуникации).
 
Как часто психолингвисты обращают внимание на различные аспекты именно единиц, а не элементов языка? Полагаем, что это наблюдается пока не часто.
 
Усложнение тетрахотомии «мышление – язык – речь – коммуникация» пятым, или третьим по общему счёту, элементом «психофизиология» и превращение её в пентахотомию «мышление – язык – психофизиология – речь – коммуникация» имеет, полагаем, сугубо прикладное значение.
 
Люди часто думают, что ухудшение здоровья и повышение смертности связано с ухудшением экологической ситуации. Использование указанной пентахотомии всё ставит на свои места: ухудшение качества психофизиологических процессов (= нездоровье) следует за снижением качества мыслительных процессов. Улучшение качества мыслительных процессов неизбежно приведёт к улучшению здоровья.
 
Может быть сделан вывод, интересный и для историков. Известно, что в 30-х годах ХХ века прирост населения в СССР составлял примерно 2% в год, а общая численность увеличилась примерно на 24 млн. человек, причём без учёта присоединённых территорий, тогда как в развитых капиталистических странах, грабивших (как сейчас, так и тогда) колониальные и зависимые страны, этот прирост составлял всего 0,5-1,5% (см.: Р.К.Баландин, С.С.Миронов 2006: 6). Сейчас население России стремительно сокращается. Вероятней всего, эти цифры говорят о соответствующем качестве мыслительных процессов тогда, в СССР, и сегодня, в России. Судя по высокой смертности населения при демократии, мысль о снижении качества мыслительных процессов у демократически воспитываемого населения станет скоро очень общим местом… См., в частности, чрезвычайно интересное исследование Т.А.Поляковой в материалах нашей конференции, демонстрирующее наличие «феномена семантической опустошённости» у молодёжи по отношению к базовым нациокультурным ценностям.
 
Мы отдаём себе отчёт в том, что наши рассуждения могут представляться кому-то не совсем психолингвистическими. Но весь парадокс ситуации заключается в том, что миром управляют слова («В начале было Слово…»), а точнее – предложения, а ещё точнее – характер используемых языковых единиц. Назвав свою науку «психолингвистикой», Ч.Осгуд, Дж.Кэролл, Ш.Себеок в 1953 году выпустили из бутылки джинна, поскольку по своей внутренней форме «психолингвистика» – это научная дисциплина о том, как, каким образом выражает себя в слове, в языке (лингвистика) человеческая душа (психо-), т.е. неосознаваемые психические процессы (это мнение о сущности психолингвистики впервые было обосновано нами в 2002-м году: А.В.Пузырёв 2002, 2002а).
 
При переформулировке, при переводе на язык носителя наивного языкового сознания психолингвистика – это наука о том, как выражают себя в языке (в элементах и единицах языка) те или иные привычки думать у конкретного субъекта, т.е. чаще всего автоматизированные, не осознаваемые самим носителем языка его привычки думать об окружающем мире, о своём месте в этом мире и т.п. Несомненно, что эти привычки могут быть весьма убыточными для, хочется сказать, клиента или пациента.
 
Медицинская, психотерапевтическая лексика появляется здесь не случайно, а закономерно. Известны такие разделы научного знания, как психосоматика, кинесиология (кинезиология), специализирующиеся на связи здоровья и характера мыслей человека. По психосоматической медицине уже защищаются не только кандидатские, но и докторские диссертации. В рамках настоящего доклада ограничимся указанием лишь на некоторые исследования в этой области: Н.Пезешкиан 1996, Психосоматика 1999, С.А.Кулаков 2003 и мн. др. Иными словами, суждение о взаимосвязи мыслительного и психофизиологического аспектов человеческого языка (всеобщего и конкретно-абстрактного в языке) имеет мощные основания в смежных областях научного знания. Психолингвистика, таким образом, оказывается чрезвычайно современной и прикладной наукой.
 
Анализируя высказывания конкретного субъекта и делая характер этих высказываний предметом осознавания для данного субъекта, психолингвист становится специалистом, способным продлить жизнь человеческую…
 
Цитируемая литература:
 
Баландин Р.К., Миронов С.С. «Клубок» вокруг Сталина. – М.: Вече, 2006. – 320 с.: ил. – (Тысячелетие русской истории).
Величко Л.И. Работа над текстом на уроках русского языка: Пособие для учителя. – М.: Просвещение, 1983. – 128 с.
Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6-ти т. – М.: Педагогика, 1982-1984.
Кулаков С.А. Основы психосоматики. – СПб.: Речь, 2003. – 288 с.: илл.
Леонтьев А.А. Основы психолингвистики: Учебник. – М.: Смысл, 1997. – 287 с.
Лингвистический энциклопедический словарь /Гл. ред. В.Н.Ярцева. – М.: Сов. Энциклопедия, 1990. – 685 с.: ил.
Пезешкиан Н. Психосоматика и позитивная психотерапия: Межкультурные и междисциплинарные аспекты на примере 40 историй болезни / Перевод с нем. Т.В.Куличенко. – М.: Медицина, 1996. – 464 с.: илл.
Психосоматика: Взаимосвязь психики и здоровья. Хрестоматия / Сост. К.В.Сельченок. – Мн.: Харвест, 1999. – 640 с. – (Библиотека практической психологии).
Пузырёв А.В. Анаграммы как фоносемантическое средство: перспективы исследования // Проблемы фоносемантики: (тезисы выступлений на совещании). М., 1989. – С. 89-91. – (В надзаг.: Ин-т языкознания АН СССР; ГК РСФСР по народному образованию; ПГПИ им. В.Г.Белинского).
Пузырёв А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. – М.; Пенза: Ин-т языкознания РАН, ПГПУ им. В.Г.Белинского, 1995. – 378 с.
Пузырёв А.В. Опыты целостно-системных подходов к языковой и неязыковой реальности: Сборник статей. – Пенза: ПГПУ имени В.Г. Белинского, 2002. – 163 с.
Пузырёв А.В. Предмет психолингвистики, или К итогам XIII Международного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации // Язык и мышление: Психологический и лингвистический аспекты. Материалы Всероссийской научной конференции (Пенза, 12-16 ноября 2002 г.). – М.; Пенза: Институт языкознания РАН; ПГПУ имени В.Г.Белинского; Пензенский ИПКиПРО, 2002а. С. 43-55.
Самарин Ю.А. Очерки психологии ума. – М.: Изд-во АПН РСФСР, 1962. — 504 с.
Языковое сознание: содержание и функционирование. XIII Международный симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации. Тезисы докладов. Москва, 1-3 июня 2000 г. / Редактор Е.Ф.Тарасов. – М.: Ин-т языкознания РАН; Моск. гос. лингвистический ун-т, 2000. – 288 с.

Контакты

Твиттер