В начале выступления заметим, что тему «Элементы и единицы русского языка и понятие нуля» автор несколько лет читает в виде лекции для студентов-первокурсников и просит у своих коллег извинения за сохранение стилистических особенностей, свойственных указанному жанру.

Чем отличаются друг от друга понятия “элементы” и ”единицы”?

В словаре С.И.Ожегова у слова элемент выделяется шесть значений, или, как говорят лингвисты, шесть лексико-семантических вариантов этого слова: “1. Элемент – составная часть чего-нибудь. Разложить что-нибудь на элементы. 2. Доля, некоторая часть в составе чего-нибудь, в чем-нибудь. Восточные элементы в русском языке. 3. Одна из сторон, признак в содержании чего-нибудь. Элемент историзма в изложении. 4. О человеке, личности как члене какой-нибудь социальной группы. Чуждый элемент. Посторонние элементы. Прогрессивные элементы общества. Злостный элемент. 5. Простое вещество, не разложимое обычными химическими методами на составные части (спец.). Периодическая система элементов. 6. Прибор для получения электрического тока. Гальванический элемент. Сухой элемент (С.И.Ожегов 1984: 788).

У слова единица тоже выделяется шесть лексико-семантических вариантов:

Единица – “1. Цифра, изображающая число 1. 2. Самая низкая школьная отметка. 3. мн. Последняя цифра многозначного числа. 4. Величина, которой измеряются другие однородные величины. Единица силы тока. Денежная единица. 5. Отдельная самостоятельная часть в составе целого, отдельный предмет (или лицо) в группе подобных. Боевые единицы флота. Хозяйственная единица. Штатные единицы. 6. мн. Отдельные предметы или лица, немногие по числу. Только единицы не выполняют плана (С.И.Ожегов 1984: 159-160).

Наиболее интересными – при разговоре об элементах и единицах мышления, языка, речи и коммуникации – являются у слова “элемент” первый лексико-семантический вариант (1. Элемент – составная часть чего-нибудь. Разложить что-нибудь на элементы) и соотносительный с ним пятый лексико-семантический вариант у слова “единица” (5. Единица – отдельная самостоятельная часть в составе целого, отдельный предмет (или лицо) в группе подобных. Боевые единицы флота. Хозяйственная единица. Штатные единицы).

Нетрудно заметить, что у слова “единица” – по сравнению со словом “элемент” присутствует такой компонент значения, как самостоятельность, целостность. Слово же “элемент” такой самостоятельности обозначаемого предмета не предполагает (ср.: Важный элемент костюма и Важная единица костюма).

В связи с указанным различием может показаться интересным заявление А.А.Леонтьева, доктора психологических и филологических наук: “Вся без исключения современная лингвистика имеет дело с анализом по элементам” (А.А.Леонтьев 1997: 48). Мнение А.А.Леонтьева может показаться справедливым: если какая-то единица обладает признаками самостоятельности, то она должна характеризоваться и какими-то динамическими характеристиками, она должна обладать какой-то процессуальностью (ср.: Боевые единицы флота показали высокую воинскую выучку). Как часто разбираемые языковые единицы (предложения, тексты) рассматриваются как динамически протекающий процесс? Думается, что при грамматическом разборе (а это, к сожалению, ведущая форма работы по русскому языку в школе и вузе) это делается очень и очень нечасто.

Впервые о разграничении анализа по элементам и анализа по единицам в связи с изучением проблем мышления и речи заговорил один из основоположников советской психологии Л.С.Выготский – в своей известной работе “Мышление и речь”: “Нам думается, что следует различать двоякого рода анализ, применяемый в психологии... Первый способ психологического анализа можно назвать разложением сложных психических целых на элементы... Существенным признаком такого анализа является то, что в результате его получаются продукты, чужеродные по отношению к анализируемому целому, – элементы, которые не содержат в себе свойств, присущих целому как таковому, и обладают рядом новых свойств, которых это целое никогда не могло обнаружить... Само слово, представляющее собой живое единство звука и значения и содержащее в себе, как живая клеточка, в самом простом виде основные свойства, присущие речевому мышлению в целом, оказалось в результате такого анализа раздробленным на две части, между которыми затем исследователи пытались установить внешнюю механическую ассоциативную связь... Нам думается, что решительным и поворотным моментом во всем учении о мышлении и речи, далее, является переход от этого анализа к анализу другого рода. Этот последний мы могли бы обозначить как анализ, расчленяющий сложное единое целое на единицы. Под единицей мы подразумеваем такой продукт анализа, который в отличие от элементов обладает всеми основными свойствами, присущими целому, и который является далее неразложимыми живыми частями этого единства. Что же является такой единицей, которая далее неразложима и в которой содержатся свойства, присущие речевому мышлению как целому? Нам думается, что такая единица может быть найдена во внутренней стороне слова – в его значении” (Л.С.Выготский 1982 т. 2: 13-16).

Если принять точку зрения Л.С.Выготского – а она у нас вызывает симпатию, в частности, потому, что в наибольшей степени отвечает общеязыковому использованию слов элемент и единица, – то мы должны будем придти к выводу, что явления фонетики и морфемики чаще всего – это явления элементов языка. Явления единиц языка, вероятно, по принятой нами логике, характеризуют более высокие языковые ярусы – прежде всего уровень синтаксиса. Относительно лексического уровня у нас нет полной уверенности. С одной стороны, имеется высказывание основоположника советской психологии Л.С.Выготского о том, что значение слова – это не элемент, а единица психологического анализа. С другой стороны, человек думает все-таки не словами: единицей мышления, на наш взгляд, является не слово, а мысль. Мысль же – это суждение, развернутое или сокращенное, в данном случае это неважно (Ю.А.Самарин 1962: 404). На уровне языка суждению соответствует предложение, но не отдельно взятое слово. Поэтому мы склоняемся к мысли, что слова демонстрируют все-таки явление элементов языка, но не его единиц. Разумеется, что разграничение элементов и единиц в таком случае должно распространяться и на явления, соответствующие языковым на уровнях мышления, речи и коммуникации.

Лингвисты обычно не разграничивают элементов и единиц языка и речи. Попытаемся с вами это сделать самостоятельно.

Попытаемся дать элементам и единицам языка рабочие определения.

Фонема – это элемент языка, представляющий собой совокупность звуков, выполняющих одну и ту же различительную и объединительную функцию. Это целостная совокупность звуков, находящихся в отношениях позиционной мены. Так, фонема <о> может быть выражена в речевом потоке одним из следующих звуков («фонов»): [ó] вёл, ввод, [и^э] вела, [ь] вывел,[Λ] выводивший, [ъ] вывод.

Морфема – это элемент языка, представляющий собой значимую, далее неделимую часть слова. Этот элемент выступает как совокупность морфов, обладающих одним и тем же вещественным и/или грамматическим значением, и мыслится как некая единая целостность. Так, в словоформах река, реки, речка три морфа (рек-, рек’-, реч-) составляют одну морфему, а морфема мороз- реализуется в виде одного из следующих морфов: мороз- (морозы), мороз’- (морозить), морож- (мороженое), мораж- (замораживать).

Лексема – это слово как структурный элемент языка, рассматриваемый во всей совокупности своих соотносительных и взаимосвязанных друг с другом форм и значений, это слово как целостная совокупность его лексико-семантических вариантов (так, лексема «единица» включает шесть ЛСВ, объединённых общим семантическим стержнем). В предложении Рыбак рыбака видит издалека 4 слова, но 3 лексемы (лексема рыбак представлена двумя словоупотреблениями). На уровне речи лексема выступает в виде лексов, или словоупотреблений.

Элементы и единицы на уровнях:	Язык	Речь
– фонетическом (э)	фонема <о> вел, ввод	звук, “фон” [ó],[иэ],[ь],[Λ],[ъ] ввод, вел, вела, вывел, выводивший, вывод
– морфемном (э)	морфема мороз- -ой (-ою)	морф морозы, морозить, мороженое, замораживать мороз-, мороз’-, морож-, мораж- весной, весною
– лексическом (э) Рыбак рыбака видит издалека.	Лексема   “рыбак”=1	лекс, словоупотребление  “рыбак”= 2
– синтаксическом (е):	предложение Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка	высказывание (Его содержание зависит от конкретного носителя языка)
– синтаксическом (е):	сложное синтаксическое целое	сложное синтаксическое целое
– синтаксическом (е):	текст	текст

 

Предложение – это кратчайшая и основная синтаксическая единица языка, служащая средством формирования и формулирования мысли, средством волеизъявления и выражения эмоций. В качестве единицы языка предложение выступает как отвлеченный структурный образец (или материально выраженное предложение с точки зрения проявления в нем такого отвлеченного структурного образца). Примером такого отвлечённого структурного образца может выступить известное предложение акад. Л.В.Щербы: «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка». На уровне речи предложение реализуется как высказывание с конкретным лексическим наполнением (так, конкретная интерпретация указанного предложения Л.В.Щербы будет определяться конкретным носителем языка).

Сложное синтаксическое целое – это синтаксическая единица языка, служащая компонентом текста и представляющая собой ряд высказываний, которые объединены общей темой и имеют структурные показатели связи.

Текст – это синтаксическая единица языка, представляющая собой объединенную смысловой связью последовательность языковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность (см.: ЛЭС 1990: 507). В предельных случаях текст может быть выражен сложным синтаксическим целым и даже одним предложением (текст Т.Белозерова цит. по: Л.И.Величко 1983: 12):

 

Береза

На высокой гриве стоит береза. Ее корявый ствол оброс лишайником и тугим, как резина, трутом. С пожелтевших сучьев до самой земли свешиваются длинные молодые ветви. Эти ветви делают березу очень чуткой: кругом ни ветерка, а береза покачивается, сверкает листьями и шумит, шумит. И тонут в этом родном сердцу шуме все обиды, горести и боязни. Войди в этот шум, и ты станешь самым счастливым.

(Т.Белозеров)

На уровне коммуникации основной единицей является коммуникативный акт. Такая единица – по нашему мнению – предполагает наличие определенных интра- и экстралингвистических факторов, важнейшим из которых является наличие минимум двух субъектов (в качестве второго субъекта может выступить и «второе Я» одного субъекта). В качестве коммуницирующих субъектов могут выступить и разные субличности одного и того же субъекта.

При рассмотрении психофизиологического и психологического субстрата единиц мышления, языка, речи и коммуникации мы опираемся главным образом на книгу Ю.А.Самарина “Очерки психологии ума” (Ю.А.Самарин 1962: 216-219).

“Аналитической единицей в физиологии высшей нервной деятельности, – пишет в своей книге Ю.А.Самарин, – является рефлекторный акт, хотя, как показано новейшими исследованиями, сам он включает в себя ряд постоянных и временных связей, а рефлекторная дуга, обеспечивающая данный рефлекс, представляет собой весьма сложную систему взаимодействий внешней и внутренней среды организма” (Ю.А.Самарин 1962: 216). На наш взгляд, именно рефлекторный акт является физиологическим субстратом единиц мышления, языка, речи и коммуникации.

Сам по себе рефлекторный акт – сложное психофизиологическое явление, внутри которого могут быть выделены различные, его составляющие элементы.

Основной единицей мышления является, вероятней всего, мысль. По поводу мысли как основной единицы мышления, мыслительной деятельности очень хорошо написал Ю.А.Самарин (см.: Ю.А.Самарин 1962: 404-406, 407).

Мысль – это суждение, развернутое или сокращенное, в данном случае это неважно.

Для примера лучше взять простое суждение, например: «Волга длиннее Днепра». Данное суждение включает в себя целый ряд ассоциаций ощущений: слуховых (ассоциация звуков, составляющих отдельные слова данного суждения), кинестетических (ассоциация артикуляционных ощущений, связанных с произнесением данных в суждении слов). При чтении данного суждения образуется ассоциация зрительных ощущений, т.е. ассоциация между элементами букв, и более сложная ассоциация между буквами, составляющими слова. Без данных ассоциаций, естественно, невозможно ни восприятие данного суждения (слуховое или зрительное), ни его словесное воспроизведение. Вот почему всякое суждение (мысль) основано прежде всего на ассоциациях ощущений.

Однако если данное суждение не сводится только к восприятию или воспроизведению отдельных звуков, артикуляционных ощущений очертаний букв, но включает хотя бы простейшее понимание, то тогда число ассоциаций резко увеличивается и вместо отдельных ассоциаций мы уже имеем ряд ассоциативных систем.

Так, чтобы слова «Волга», «длина», «Днепр» были поняты, нужно, чтобы они актуализировали не только связь между отдельными ощущениями и их следами, но связь между системой этих ощущений и их следов. Такой простейшей системой будут слова «Волга», «длина», «Днепр». Каждое такое слово должно актуализировать (в потенции) соответствующие представления и понятия. Например, слово «Волга» должно актуализировать слово «река» и не только слово «река» , но и те представления и понятия, которые являются содержанием слова «река». В его содержание входят представления о различных реках и понятие о реке как о постоянном или временном водном потоке, питающимся стоком атмосферных осадков с площади своего водосбора и текущим в разработанном им русле. В свою очередь данное понятие опирается на ряд входящих в него понятий, например: «водный поток», «сток», «атмосферные осадки», «площадь водосбора», «течение», «русло» и т.д. Каждое такое понятие опять-таки распадается на ряд представлений и более частных понятий, раскрывающих содержание данного понятия.

Здесь уже не говорится о том, что слово «Волга» раскрывается не только через отнесение его к более общему понятию «река», но и через дифференцирование «Волги» от других рек, что требует актуализации специальных представлений и понятий, характеризующих понятие «Волга».

Конечно, степень возможного обобщения понятия «Волга» и степень дифференциации данного понятия зависит от уровня знаний человека в той или иной области.

Причем, для того чтобы понять приведенное выше суждение, вовсе не обязательно исчерпать все возможные обобщения входящих в его содержание понятий и все возможные их дифференциации.

Так, например, ребенок, видевший Неву и знающий, что Нева это река, хотя и не владеющий научным содержанием понятия «река», вполне ориентируется в приведенном выше суждении.

«Днепр и Волга – это реки, такие, как Нева. Только Днепр длиннее Невы, а Волга еще длиннее Днепра» (ученица I класса С.).

Сказанное позволяет вычертить следующий ряд понятий, соответствующих основным единицам мышления, языка, речи и коммуникации: рефлекторный акт (психофизиологический аспект) – мысль (психологический аспект, уровень мышления) – предложение (уровень языка) – высказывание (уровень речи) –коммуникативный акт (уровень коммуникации).

Зависят ли проявления нуля от предлагаемого нами разграничения элементов и единиц языка?

Как известно, слова "нуль" и "ноль" совпадают в значении, но различаются употреблением. Как правило, слово "ноль" употребляется в обиходной речи и в ряде устойчивых сочетаний, а слово "нуль" – в терминологии, в научной речи. Приведем примеры: Ноль целых. Ноль часов. В двенадцать ноль-ноль. Ноль внимания (прост.). Ноль без палочки (прост.). Абсолютный нуль. Ниже нуля. Равно нулю. Свести к нулю (см.: Д.Э.Розенталь, М.А.Теленкова 1981: 338). В нашем случае говорится о нуле.

Нулевые единицы в языке – это такие единицы, которые хоть и не имеют звукового выражения, но передают определенное языковое содержание.

На первый взгляд может показаться, что выражение "нулевое окончание" означает, что окончания у данной словоформы нет. Однако это не так. Говоря о нулевом окончании в словоформе стол, лингвисты не просто отмечают отсутствие окончания, но при этом еще утверждают, что у данной словоформы есть такие значения, которые невозможно связать с основой, а только с окончанием.

Можно утверждать, что существует три степени "материальности" языкового знака: 1) "материально выраженный знак" – 2) "нулевой знак" – 3) "отсутствие материально выраженного знака".

Если ряды форм, в которые входит то или иное языковое явление, назвать парадигмами, то 2-ой и 3-ий случаи различаются тем, что один из них входит в парадигму данного языкового элемента (2-ой случай), а другой – не входит в парадигму этого элемента (3-ий случай).

Понятие отрицательной формы или нулевых показателей формы обосновали замечательные русские лингвисты Ф.Ф.Фортунатов и И.А.Бодуэн де Куртене, а также выдающийся швейцарский лингвист Ф. де Соссюр (см. например: Ф.Ф.Фортунатов 1956 т. 1: 137-138).

В своем знаменитом "Курсе общей лингвистики" Ф. де Соссюр так говорит об оппозиции "материально выраженный/нулевой знак": "...В формах лет, рук показателем родительного падежа множественного числа является нуль. Итак, оказывается, что материальный знак не является необходимым для выражения понятия; язык может ограничиться противопоставлением чего-либо ничему" (Ф. де Соссюр 1977: 119).

При обсуждении понятия нуля очень полезно помнить слова А.А.Реформатского: "Насколько нуль плох в жизни, настолько он важен в мысли. Без нуля мыслить нельзя" (А.А.Реформатский 1987: 262). В данном случае важно заметить, что понятие нуля сохраняет свою значимость на всех уровнях языка (от фонетического яруса языка до его синтаксического яруса).

1) Нуль в фонетике и фонологии.

Самым очевидным примером нуля на фонетическом уровне является молчание. Молчание, пауза – очень выразительное фонетическое средство, ср. русские пословицы: "Слова серебро, а молчание золото"; "Молчал, да и вымолчал. Кстати смолчал, да и вымолчал" и др.

Пауза – это нулевое фоносемантическое средство языка, в этом своем качестве она противопоставлена материально выраженным фоносемантическим средствам русского языка, т.е. таким языковым средствам, сущность которых состоит в наличии у самой звуковой субстанции (звука, слога, слова, синтагмы, фразы, текста) ярко выраженных прагматических характеристик и весьма размытой, но относительно самостоятельной (от предметной отнесенности) семантики. Пауза как нулевое фоносемантическое средство противопоставлена таким материально выраженным фоносемантическим средствам русского языка, как ритм, интонация, ударение, продление-"растягивание" звука, звуковой символизм, звукоподражание, рифма, звукопись в самом широком смысле этого слова.

На уровне коммуникации пауза может характеризовать и беспомощность, и мастерство. Можно вспомнить слова старого актера из телевизионного спектакля "Театр" по одноименному роману Сомерсета Моэма: "Не делай паузы, если в этом нет крайней необходимости, но если сделала, тяни ее, сколько сможешь" (ср.: С.Моэм 1993: 179). Уместно также привести слова известного лингвиста В.П.Григорьева о том, что "самый совершенный международный язык – это молчание" (В.П.Григорьев 1993: 166).

Следует помнить о нулевых фонемах в словах типа сердце, местный, праздник и т.д. Орфограмма, которая в школьной программе обозначена как "Непроизносимые согласные в корне слова", как раз и имеет в виду нулевые фонемы (в словах типа “солнце”, “местность”), т.е. фонемы, которые носитель языка не произносит, но в своем сознании держать должен.

Если подумать над словосочетанием «нулевые фонемы» специально, то придется придти к выводу, что фонема здесь реализована в виде нуля, в виде нуля звучания, в виде нуля звука. Сама же фонема, строго говоря, не может быть нулевой, ибо она, по определению, является совокупностью звуков, находящихся в отношениях позиционной мены, совокупностью звуков, играющих одну и ту же различительную роль. Одним из членов такой совокупности в случае слов типа “солнце”, “сердце” является нуль звучания, но о том, что весь перечисленный ряд звуков, образующих конкретную фонему, равен нулю, речи быть не может.

2) Нуль в морфемике и словообразовании.

Нуль в морфемике имеется в виду тогда, когда противопоставлены материально выраженные и нулевые морфемы. Важно заметить, что нулевыми могут быть только формообразующие аффиксы. Это некоторые окончания и два формообразующих суффикса.

Под нулевой морфемой понимается такая материально не выраженная морфема, которая выделяется в слове на основании сопоставления с соотносительными формами, имеющими материально выраженные морфемы того же ряда.

Так, в слове стол, благодаря соотнесенности с формами стола, столу, столом, столы и т.п., имеющими материально выраженные окончания -а, -у, -ом, -ы и т.п., выделяется нулевое окончание, указывающее на именительный-винительный падеж единственного числа.

В слове рук, благодаря соотнесенности с формами рука, руки́, рукой, руками и т.п., имеющими материально выраженные окончания -а, -и, -ой, -ами и т.п., выделяется нулевое окончание, указывающее на родительный падеж множественного числа.

Очень важно иметь в виду, что нулевые окончания в словах стол и рук – это омонимы, но отнюдь не проявление многозначности одного и того же окончания.

В словах типа брось, встань по соотнесенности со словами возьми, неси, пиши и т.п., имеющими материально выраженный суффикс -и, выделяется нулевой суффикс со значением повелительного наклонения.

В глаголах прошедшего времени типа нес, вез, мог по соотнесенности с формами прошедшего времени несла, везла, могла, имеющими материально выраженный суффикс -л и материально выраженное окончание -а, выделяются нулевой суффикс прошедшего времени и нулевое окончание со значением мужского рода.

Все существующие в современном русском языке нулевые морфемы стали таковыми в результате утраты редуцированных гласных ъ, ь и безударного гласного полного образования и на конце слова. Все эти нулевые морфемы были когда-то материально выраженными.

Имеется ли нулевое окончание у слова мисс или миссис? На этот вопрос могут быть получены два разных ответа. Эти ответы зависят от той логики, которую наблюдатель примет (см.: Энциклопедический словарь юного филолога 1984: 192-193).

Первый вариант ответа.

Это неизменяемое существительное, а нулевые окончания выделяются только тогда, когда есть противопоставление форм с аффиксами и без аффиксов. В существительном мисс отсутствие окончания не позволяет определить форму слова (как в существительном стол формальное отсутствие окончания показывает на именительный-винительный падеж единственного числа). Поэтому нет оснований выделять в слове мисс нулевое окончание, как мы не выделяем нулевых окончаний в словах здесь, так и т.п.

Второй вариант ответа.

Да, ни по окончанию, ни по его отсутствию нельзя определить число и падеж словоформы мисс. Но ведь значения падежа и числа у этого существительного есть.

Сравним предложния Пришла мисс Грей (1) и Пришли мисс Грей (2); За юной мисс Грей зашел ее брат (3) и В парке мы встретили юную мисс Грей (4).

Существительное мисс употребляется в этих предложениях в разных формах, а в связи с этим по законам согласования изменяется и форма глагола, и форма прилагательного. Если бы существительное мисс не имело форм числа и падежа, нельзя было бы объяснить изменение форм прилагательных и форм числа глаголов, которые указывают на свойства и действия мисс в разных предложениях.

Итак, существительное мисс имеет формы числа и падежа, но это формы-омонимы: разные грамматические значения выражены здесь одинаково.

Что здесь омонимично – основа или окончание? Вряд ли в качестве омонимов выступает основа слова: во всех формах это слово означает одно и то же – незамужнюю женщину в Англии или Америке. Остается считать, что существительное мисс имеет ряд омонимичных нулевых окончаний, с которыми и связаны значения числа и падежа существительного мисс.

Если вспомнить, что омонимичные окончания встречаются также у изменяемых существительных (напр. окончание -а у словоформы человека может указывать как на родительный, так и на винительный падеж; окончание -и у словоформы матери демонстрирует омонимию окончаний четырех грамматических форм – род., дат. и предл. пад. ед. ч.; им. пад. множ. ч.), то придется признать правомерной и вторую точку зрения на нулевые окончания. Следует только отметить, что у обычных существительных омонимична только часть форм, а у неизменяемых существительных – все формы.

Оба подхода к нулевым окончаниям правомерны. При первом подходе разграничиваются изменяемые и неизменяемые слова, а нулевое окончание, соотносясь с материально выраженными окончаниями, служит реальным сигналом конкретной грамматической формы слова.

При втором подходе становится возможным дать единое объяснение согласованию прилагательных и глаголов с любыми существительными – как с изменяемыми, так и неизменяемыми.

Можно задаться вопросом, подобным тому, что мы с вами задавали относительно нулевых фонем. Правомерно ли говорить о нулевых морфемах, когда мы говорим о нулевых окончаниях в формах типа стол?

Если морфема, по определению, это совокупность морфов, обладающих одинаковым вещественным и/или грамматическим значением, то мы должны, во-первых, проверить, единственным ли способом обозначения является нуль звучания у существительных мужского рода единственного числа именительного-винительного падежа? – Очевидно, что данное грамматическое значение может выражаться, кроме нуля, окончанием -а (папа – именительный; брата – винительный).

Следовательно, в случаях типа стол мы имеем дело не с нулевой морфемой (кроме нулевого она представлена и материально выраженным вариантом), а с нулевым морфом.

Может возникнуть еще один вопрос. Чем выражен нулевой морф – нулевой фонемой, нулем звука или правильнее говорить об отсутствии звучания вообще?

Полагаем, что о нулевой фонеме как о форме выражения нулевых морфов говорить нельзя, ибо это величины разных ступеней сущности языка (уровня речи – морф; уровня языка – фонема), тем более что никакой звук в рамках конкретного нулевого морфа проявиться не может.

У нас нет достаточных оснований говорить и о том, что нулевой морф выражается нулем звука: о нуле звука обычно говорится тогда, когда он входит в парадигму (является элементом фонемы), внутри которой имеют место и материально выраженные звуки.

Естественным представляется вывод, что нулевой морф выражается отсутствием звучания вообще.

Важно отметить, что можно говорить и о нулевом способе словообразования. Здесь имеется в виду безаффиксный способ. Он не является распространенным и заключается в том, что образующая основа без добавления каких-либо аффиксов становится основой имени существительного. В качестве образующих основ могут выступать лишь основы глаголов и прилагательных. В некоторых случаях изменяется конечный согласный, переносится ударение. Ср.: разбег – от разбежаться, присед – от приседать, прогул – от прогулять, причал – от причалить; бездарь, перекись, рвань, удаль, гниль, нажива и т.д. (см.: Современный русский язык 1981: 22, 68-69). О нуле здесь говорится потому, что обычно производство существительных от образующих основ глаголов и прилагательных сопровождается разного рода суффиксацией, ср.: расставание (от расставаться), возмущение (от возмутиться), темнота (от темный) и т.д.

Понятие нуля, думается, весьма плодотворно для уровня морфемики и словообразования.

3) Нуль в морфологии.

О понятии нуля в морфологии можно говорить тогда, когда данная часть речи в норме является составной, а один из элементов парадигмы отсутствует.

Так, слова категории состояния типа можно, нельзя, холодно, жарко и т.д. в прошедшем и будущем времени представлены двумя – лексическим и грамматическим – элементами, ср.: было можно, будет нельзя и т.д. В форме настоящего времени материально выраженного грамматического элемента мы с вами не наблюдаем, ср.: Ему можно, а мне нельзя. Очевидно, что в подобных формах мы имеем дело с нулевым выражением грамматического значения настоящего времени.

Схожая ситуация наблюдается и у кратких прилагательных, ср.: был доволен – доволен – буду доволен. Здесь также формы прошедшего и будущего времени представлены двумя – лексическим и грамматическим – элементами, ср.: был доволен, будет доволен и т.п. В форме настоящего времени материально выраженного грамматического элемента мы с вами тоже не наблюдаем, ср.: Я доволен. В такого рода случаях мы тоже имеем дело с нулевым выражением грамматического значения настоящего времени.

4) Нуль в лексикологии.

Понятие нуля в лексикологии обычно не используется. Сказанное вовсе не означает, что на лексическом уровне нельзя использовать это понятие.

Мы можем говорить о нуле на лексическом ярусе тогда, когда обращаем внимание на стилистически лексику (она и выступает в качестве нуля по отношению к стилистически окрашенным словам).

Мы можем использовать понятие нуля на лексическом уровне и в тех случаях, когда говорим об общенародной лексике и соотносящейся с нею социально или диалектно ограниченной лексике. Роль нуля, роль точки отсчета здесь играет общенародная лексика.

Если рассматривать лексику с точки зрения ее активного и пассивного запаса, то в качестве нуля выступит лексика активного запаса.

Нуль в лексике очень выразителен. Истории литературы известны случаи нулевого присутствия каких-либо важных слов в тексте.

В годы первой русской революции в журнале "Зритель" была опубликована эпиграмма В.С.Лихачева "Писателю Самозванову":

Сочинена тобою, Самозванов,

Романов целая семья;

Но молвлю, правды не тая,

Я не люблю твоей семьи романов.

Стоило читателю в последней строчке мысленно поставить запятую после "семьи" и заменить строчную букву прописной, как это невинное признание приобретало острый политический смысл (Романов – фамилия царствовавшего тогда Николая II). Уместно вспомнить, что за печатание этой эпиграммы редактор-издатель "Зрителя" был привлечен к уголовной ответственности.

В некоторых случаях нулевое слово прячется в тексте более изощренно (см. напр. «Приятные ночи» Страпаролы, а также: А.В.Пузырев 1995: 27).

Еще более редкими являются случаи, когда нулевое слово становится фактором не только смысловой, но и звуковой организации текста. В качестве такого примера можно привести стихотворение с нулевым названием пензенского поэта А.Владимирова (это непечатающийся поэт):

На много миллионов лет

Расчерчен путь планет...

И я лечу к тебе на свет,

А света нет и нет.

Свет был, он шел вон с той звезды –

Но все растет волны

Длина... И это значит: ты

Уходишь, словно сны.

Мой одинокий космолет

Просторы бороздит,

Моя душа – его пилот –

Застыла от обид.

Так нужен где-нибудь просвет!

Так нужен твой привет!

И я лечу, лечу на свет,

А света нет и нет.

Автор пояснил, что стихотворение было адресовано некой Светлане, имя которой предопределило и композицию, и звуковую структуру стихотворения. Это имя – "Света" – спрятано в тексте. И подлинный смысл, например, финальной строки: "А Светы нет и нет", – известен двум-трем слушателям, хотя стихотворение читалось часто. Почему здесь говорится о нулевом названии? – Его нетрудно вычислить. Название этого стихотворения может быть только одно – "С(с)вета!". С одной стороны, оно называет девушку по имени (которое используется в именительном-звательном падеже), а с другой – содержит просьбу (и тогда соответствующее нарицательное существительное – "света!" – используется в родительном падеже с каким-либо императивом типа "прошу", "хочу", "дайте" и т.п.).

Что здесь, однако, является нулевым – лекс или лексема? Вероятней всего, нулевым в данном тексте является вполне конкретный лекс (“Света”), т.е. имя собственное в его прямом номинативном значении. Это значение характеризует данное собственное имя не на уровне языковой системы, а на уровне речевой реальности. Есть, таким образом, все основания полагать, что явления нуля на уровне лексики – это явления не языковой системы, но речевого употребления.

Может ли существовать фраза, где все слова обладают нулевым лексическим значением? – Такая фраза известна. Это предложение акад. Л.В.Щербы: "Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка".

Нулевые лексические значения слов в этом предложении нужны для того, чтобы продемонстрировать грамматические значения слов, составляющих это предложение, для того чтобы продемонстрировать грамматические законы русского языка.

5) Нуль в синтаксисе.

О нуле в курсе синтаксиса русского языка говорится обычно тогда, когда имеют дело с неполными предложениями. Ведь что такое неполные предложения? Что говорится о них в школьном учебнике?

"Неполными называются предложения с опущенными членами, которые легко восстанавливаются благодаря предыдущим предложениям или обстановке при разговоре... Пропуск членов предложения может в произношении быть выражен паузой, а на письме обозначен тире, например: Летом светает рано, а зимой – поздно" (Русский язык 1980: 85).

Вполне реальны сложности в плане разграничения двусоставных неполных от односоставных полных простых предложений.

Можно взять для примера два предложения: Мы вышли погулять. Пришли в парк, а там поют, кричат, танцуют.

Одно из этих предложений – первое в составе сложного – является двусоставным неполным с пропущенным подлежащим (можно сказать – с нулевым подлежащим), другое, второе в составе сложного – односоставное полное (и по отношению к нему о каком-либо нулевом члене предложения говорить не приходится).

Что здесь, однако, является нулевым – конкретный член предложения на уровне его речевой реальности (подлежащее «мы» в предложении «Пришли в парк») или нулевой оказывается сама позиция, которая может быть заполнена любым другим словом – местоимением или существительным?

Мы с вами должны признать, что в данном случае данная синтаксическая позиция не может быть заполнена никаким другим словом. Следовательно, нулевым в данном случае является вполне конкретный член предложения в его конкретном лексическом наполнении, т.е. явление нуля – в плане темы «Полные и неполные предложения» – характеризует уровень речи. Есть, таким образом, вроде бы все основания полагать, что явления нуля и на уровне синтаксиса – это явления не языковой системы, но речевого употребления.

Но если вывести предложение «Пришли в парк» на уровень языка, то вопрос о структурной полноте-неполноте этого предложения будет решен однозначно: это предложение неполное, с пропущенным подлежащим (каким именно, в данном случае неважно). Таким образом, явления нуля на уровне синтаксиса – это явления и языковой системы, и речевого употребления.

Очень часто нулевым оказывается глагол-связка. Например: Я был здесь; Я буду здесь; но: Я – здесь. Нулевой глагол-связка в данном случае (лучше сказать – обычно) указывает на настоящее время. Нуль в данном случае характеризует и уровень языка (на это указывает вариантность заполнения позиции: «Я нахожусь здесь», «Я пребываю здесь» и т.д.), и уровень речи (говорящий точно знает, какой именно вариант заполнения данной позиции он имеет в виду).

Нам важно подчеркнуть, что при переходе с уровня элементов на уровень единиц языка явление нуля начинает характеризовать не только уровень речи, но уровни языковой системы и материально выраженной речевой реальности одновременно, что последовательное разграничение плана элементов и плана единиц языка может оказаться плодотворным для лингвистов и специалистов-смежников.

 

Литература

 

Величко Л.И. Работа над текстом на уроках русского языка: Пособие для учителя. – М.: Просвещение, 1983. – 128 с.

Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6-ти т. – М.: Педагогика, 1982-1984.

Григорьев В.П. Из прошлого лингвистической поэтики и интерлингвистики. – М.: Наука, 1993. – 176 с.

Леонтьев А.А. Основы психолингвистики: Учебник. – М.: Смысл, 1997. – 287 с.

Лингвистический энциклопедический словарь /Гл. ред. В.Н.Ярцева. – М.: Сов. Энциклопедия, 1990. – 685 с.: ил.

Моэм С. Луна и грош. Театр: Романы / Пер. с англ. Н.Ман, Г.Островской. – М.: Амальтея, 1993. – 351 с. (Семейная библиотека).

Ожегов С.И. Словарь русского языка: Около 57000 слов. – Изд. 16-е, испр. – М.: Русский язык, 1984. – 798 с.

Пузырев А.В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. – М.; Пенза: Ин-т языкознания РАН, ПГПУ им. В.Г.Белинского, 1995. – 378с.

Реформатский А.А. Лингвистика и поэтика. – М.: Наука, 1987. – 264 с.

Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь трудностей русского языка: Ок. 30000 слов. – 3-е изд., испр. – М.: Русский язык, 1981. – 696 с.

Русский язык: Учебник для 7-8 классов / С.Г.Бархударов, С.Е.Крючков, Л.Ю.Максимов, Л.А.Чешко. – Изд. 8-е. – М.: Просвещение, 1980. – 256 с.

Самарин Ю.А. Очерки психологии ума. – М.: Изд-во АПН РСФСР, 1962. — 504 с.

Современный русский язык: В 3-х ч. Учеб. Пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.». Ч. 2. Словообразование. Морфология / Н.М.Шанский, А.Н.Тихонов. — М.: Просвещение, 1981. — 270 с.

Соссюр, Ф. де. Труды по языкознанию / Пер. с франц. под ред. А.А.Холодовича. — М.: Прогресс, 1977. — 696 с. (Языковеды мира).

Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды: В 2-х т. — М.: Госучпедгиз РСФСР, 1956-1957.

Энциклопедический словарь юного филолога: (языкознание) / Сост. М.В.Панов. — М.: Педагогика, 1984. — 352 с., ил.