Проблема того, как отражает себя народ (в нашем случае – народ русский), вероятней всего, далека от своего разрешения. Целью данной статьи является рассмотрение того, как образы волка и лисы в русских народных сказках отра-жают мифологическое мышление русского человека. При этом мы решили об-ратиться к сказкам о животных – наиболее древнему сказочному фонду. В ка-честве материала послужил известный трёхтомник А.Н.Афанасьева, при всех его сокращениях и искажениях являющийся наиболее авторитетным изданием русских народных сказок (1957 г., т. I; в круглых скобках далее обозначаем страницы указанного издания). Основное внимание было обращено прежде все-го на те сказки, где волк и лиса выступают в качестве основных персонажей. Известнейшая «Сказка об Иване-Царевиче, жар-птице и о сером волке» нами не рассматривалась, хотя она более чем очевидно показывает верность и благо-родство этого зверя (серый волк в этой сказке, фактически выполнив всю рабо-ту за Ивана-царевича и вернув ему жизнь, уходит в тень и в финале даже не упоминается – см.: I, 423).

Почему решено было обратиться к сказкам о животных – и прежде всего к сказкам о волке и лисе? – Эти сказки создавались в очень древние времена и по своему происхождению связаны с тотемизмом – мировоззрением первобытных охотников, почитавших священными некоторых животных и веривших в их сверхъестественную связь со своим родом (В.Пропп 1957: XIY). Нет сомнений, что образы волка и лисы также входят в тотемические представления славян.

Так каким же предстаёт волк в русских народных сказках?

Волк в отношениях с лисой почти всегда:

– простодушен (Волк спал, спал, да есть захотел и на избицу побрёл. «Ах-ти беда! – волк завопил. – Ахти беда! Кто масло съел, толокно сзобал?» А ли-са: «Волченёк-голубок! На меня не подумай». – «Полно ты, кума! Кто подума-ет на тебя!» – 18);

– наивен и доверчив (Волк пошёл на реку, опустил хвост в прорубь; дело-то было зимою. Уж он сидел, сидел, целую ночь просидел, хвост его и приморо-зило; попробовал было приподняться: не тут-то было. «Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь!» – думает он. – 3; Волчик беспечно уснул, а лиса побежала в ближнюю пасеку, украла сот, съела, а вощинами всего волка обле-пила. Проснувшись и быв изобличён, волк повинился, что он и сам не помнит, как это случилось, но после такого ясного доказательства винится и очень охотно подчиняется приговору лисички-сестрички, чтобы при первой добыче не иметь ему в ней доли, а всю уступить лисе. – 7);

– жалостлив и больше верит словам, а не очевидности неблаговидных по-ступков («Так-то учишь ты? Меня всего исколотили!» – «Эх, куманёк, – говорит лисичка-сестричка, – у тебя хоть кровь выступила, а у меня мозг, меня больней твоего прибили; я насилу плетусь». – «И то правда, – говорит волк, – где тебе, кумушка, уж идти; садись на меня, я тебя довезу» – 4; Волк долго отнекивался, наконец согласился. – 9);

– страдает от собственной доверчивости (А обманутого волка с примёрз-лым хвостом увидали на пруде мужики и убили его. – 4; Бабы пришли, да и уби-ли волка, а лисичка убежала. – 18);

Заканчивает жизнь плачевно:

– в качестве бирюка-одиночки (Только что сунулся бирюк сдуру – а капкан щёлкнул и ухватил его за морду. – 43; Коза с лисою прикрыли его доскою, и би-рюк сгорел – 77; см. также: Старая хлеб-соль забывается – 43);

– в качестве глупца (Так и скончал свою жизнь серый волк! – 80; сказка «Волк-дурень»; Кургузый как выскочит из-под низу да бежать! Все семеро волков попадали наземь да за ним вдогонку; нагнали и ну его рвать, только кло-чья летят. – 80);

– в качестве сотоварища медведя и лисы (Сказки «Звери в яме» – 44; «Кот и лиса» – 62; «Зимовье зверей» – 92-93);

иногда умнеет и отказывается иметь дело с лисой (Волк провёл по брюху лапою и нашёл, что оно в масле. «Что, куманёк, не стыдно ли свой грех на чу-жих сваливать? Отпирайся теперь, вор, а укоры-то верные». Волк осердился, с досады и горя пустился бежать и домой не воротился. <…> Волк эту быль мне сам рассказывал и заверял, что вперёд никогда не станет жить вместе с лисою. – 21; «Нет, лебёдушка, пошла вон из моей избы, чтоб я тебя не видал!» Лиса ушла, а волк стал по-прежнему поживать да медок запасать. – 22).

Справедливости ради надо отметить, что в сказках довольно часто гово-рится о хозяйственности волка: «Жили-были кум с кумой – волк с лисой. Была у них кадочка медку» (16); «Жили-были волк да лисичка. У лисички-то изба была ледяная, а у волка-то лубяная» (17); «Волк и лиса жили в одном месте. У волка был дом коряной, а у лисы ледяной» (18); «У волка была изба деревянная, а у ли-сы ледяная» (21); Лиса ушла, а волк стал по-прежнему поживать да медок за-пасать (22).

Зададимся вопросом: представители какого рода (этноса) у русских людей считаются простодушными, доверчивыми, жалостливыми («жалеет – значит любит»), любящими слово и страдающими от своей доверчивости? – Они сами. Представители какого этноса ценят коллективизм (соборность) и разум? – Рус-ского. Приведём лишь одну цитату: «Русский народ, считал архиепископ Рус-ской зарубежной церкви Аверкий, виновен в том, что он проявил себя слишком наивным и доверчивым к обольстившим его врагам своим, поддался их лукавой пропаганде и не оказал достаточно сильного сопротивления» (Аверкий, архи-епископ. Современность в свете Слова Божия. Т. IY. Джорданвилль, 1975. С. 97-98; цит. по: О.А.Платонов 2004: 217). Нет сомнений, что в сказках о живот-ных волк выступает как тотемное животное именно русского народа, фактиче-ски воплощая все его наиболее характерные особенности (медведь на такую роль не может претендовать просто по определению, хотя и усиленно навязы-вается на такую роль – но это тема специального исследования).

Наше представление о том, что именно волк является тотемным живот-ным русского народа, подтверждается, кроме текста сказок, и самыми последними работами других исследователей, прежде всего А.А.Меняйлова и Л.Н.Рыжкова.

Реальный волк обладает совсем не теми качествами, которые ему обычно приписываются. Ср. в лингвокультурологическом словаре «Русское культурное пространство»: «В русских сказках о животных и в авторских баснях волк предстаёт вечно голодным, глупым и жадным», «Волк – жестокий и беспощад-ный хищник, признающий только силу» (Русское культурное пространство 2004: 64). В общем, волк обычно подаётся как ходячий желудок на четырёх ножках, по ироническому выражению А.А.Меняйлова. Если же обобщить эт-нографические наблюдения А.А.Меняйлова, то волк:

– никогда на человека не нападает (А.А.Меняйлов 2005: 63);
– необычайно умён и способен на многоходовые комбинации (А.А.Меняйлов 2005: 26);
– чрезвычайно коллективное животное в рамках волчьей стаи, включаю-щей сотни и тысячи семей на громадных территориях (А.А.Меняйлов 2005: 97);
– в качестве основной пищи использует мышей и других грызунов (вовсе не случайно в некоторых районах Украины волка называют «мышиным бо-гом»), на крупную дичь волки выходят только зимой и только от голода, а здо-ровых особей на своей территории не только не трогают, но даже охраняют (см.: А.А.Меняйлов 2005: 158, 193);
– отличается благородством и верностью в семейной жизни («Если милый друг погибает, то оставшийся в живых в новые сексуальные контакты не всту-пает. Вдовец присоединяется к полной семье и принимает участие в воспитании и выкармливании их волчат в качестве «дядюшки» [А.А.Меняйлов 2005: 25]);
– считает своим злейшим врагом лису и даже в охотничьем окладе, увидев лису, сначала её ловит и душит, а уж затем продолжает свой путь (А.А.Меняйлов 2005: 100),
– защищает человека доброго и возвышенного и режет собак и прочую живность у попов, девиц лёгкого поведения и людей непорядочных (А.А.Меняйлов 2005: 73-78).

Представление о волке как о тотемном животном этноса было живо до ис-торически недавнего времени у многих народов. «В Грузии и во времена дет-ства Сталина тоже, если охотник убивал волка, то ему предписывалось облечь-ся в траур – как по упокоившемуся значимому родственнику. Во многих наро-дах волка полагалось неприбранным не оставлять, а непременно похоронить. А якуты и вовсе найденного мёртвым волка хоронили, как великого шамана: обо-рачивали в солому и подвешивали к ветвям дерева» (А.А.Меняйлов 2005: 13).

Основываясь на совпадении археологических, мифологических и языко-вых данных, Л.Н.Рыжков пишет: сам Рим был основан славянами «в своих ан-тичных ипостасях от троянцев до сербов Германии, Швейцарии, Житалии, Вострии и Югославии» (Л.Н.Рыжков 2002: 104). Важно помнить, что памятник в Риме поставлен именно волчице, – это ещё одно из проявлений справедливо-сти представлений о волке как тотемном животном русского, а также других славянских (и, вероятно, многих) народов.

В связи со сказанным становится понятной несправедливость общеприня-той ныне трактовки латинской формулы «человек человеку волк» (homo homini lupus est) как формулы «человек человеку зверь». В изначальном смысле homo homini lupus est означало человек человеку Человек, т.е. Учитель с большой бук-вы. В лингвистическом плане – по отношению к понятию волк – несомненен происходящий со временем процесс десакрализации.

В лингвокультурологическом плане интересно сопоставить две пословицы: английскую Dog eats dog (Собака ест собаку) и латинскую Lupus non mordet lupum (Волк волка не кусает). Поведение типа «акме» постулируется второй из этих пословиц, где утверждаются принципы коллективности, соборности пове-дения. Общеизвестно, что когда в схватке волков становится очевидной победа одного из них, то побеждённый подставляет противнику шею для того, чтобы тот нанёс последний удар, но победитель, рыча, уходит в сторону. С таким по-ведением волков перекликается столь же известная русская поговорка «лежа-чих не бьют». Иными словами, латинские пословицы Lupus non mordet lupum и homo homini lupus est изначально содержали кодекс нравственного человека: человек человеку друг и Учитель.

В английской же пословице Dog eats dog постулируются принципы демо-кратического поведения, сформулированные ещё Платоном: «Все находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни, и каждый [находит-ся в войне] с самим собой». А.Ф.Лосев справедливо назвал этот принцип про-поведью «звериной борьбы всех против всех» (см.: Платон 1990: 40)

В плане нравственных ценностей поведение волка – на уровне генетиче-ской памяти – поведение волка значительно предпочтительней поведения соба-ки (исключение составляют собаки канака, см. об этом: А.А.Меняйлов 2005: 14-19, 265-266). Поэтому изречение «Собака – друг человека» в конечном счёте – на уровне генетической памяти – вряд ли оказывается истинным.

Напомним, что именно волк упоминается как образец воинского поведе-ния в словах Буй Тура Всеволода («Песнь о полку Игореве»): «И рече ему Буй Тур Всеволод: один брат, один свет светлый ты Игорю, оба есве Святъславли-чя; седлаи, брате, свои бръзыи комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска на переди; а мои ти Куряни сведоми к мети, под трубами повити, под шеломы възлелеяны, конець копия въскръмлени, сабли изъострени, сами скачють акы серыи влъци в поле, ищучи себе чти, а Князю славе» (Хрестоматия 1974: 65). Уподобление волку достаточно часто используется в указанном памятнике и при описании неуязвимости в перемещениях: «Гзак бежит серым влъком…», «…Игорь Князь <…> въвръжеся на бръз комонь, и скочи с него босым вълком, и потече к лугу Донца…», «…тогда Влур вълком потече, труся собою студеную росу» (Хрестоматия 1974: 66, 70).

Ограниченность рамок изложения не позволяет дать образу лисы в значи-тельной мере детальную характеристику. Известны слова В.Я.Проппа: «Слабая лисичка обманывает сильного, но глупого волка и выходит победительницей из всех бед» (В.Пропп 1957: XIY). Это суждение представляется неверным. Осно-ваний несколько.

Во-первых, лисичка далеко не всегда выходит победительницей из всех бед, особенно когда сталкивается с другими, кроме волка, сказочными персо-нажами: например, с петухом (Петух в третий раз: «Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон! Лисица выбежала; он её зарубил ко-сой-то и стал с зайчиком жить да поживать да добра наживать» – 24, см. также 25, 27), собаками (…а собаки схватили за хвост и самоё лисицу вытащили и разорвали. – 34, а также 36, 37, 51 и др.), мужиком (Мужик стал отво-рачивать да задел лису по голове и убил её до смерти, приговаривая: «Старая хлеб-соль забывается!» – 42), дроздом («Ну, рассмеши ж меня теперь». <…> Дрозд и начал кричать: «Бабка, бабка, принеси мне сала кусок! Бабка, бабка, принеси мне сала кусок!» Выскочили собаки и разорвали лисицу. – 46, см. также 97), раком (Зачали перегоняться. <…> Лиса обернулась посмотреть, вернула хвостом, рак отцепился и говорит: «А я давно уж жду тебя тут» – 52), котом и бараном (Потом вышла сама лиса. Они и её стук в лобок да в коробок. – 57), котом (К коту стали выходить лисонькины дети, один за другим; он их всех поколотил; после вышла сама лиса, он и её убил и избавил кочетка от смерти. – 58), быком и бараном (Лиса привела их к избушке. <…> Медведь отворил дверь, а лисица вскочила в избушку. Бык увидал её и тотчас прижал к стене рогами, а баран зачал осаживать по бокам; из лисы и дух вон. – 93).

Во-вторых, лиса часто оказывается жертвой собственной материалистич-ности: так, наказывая собственный хвост, зачастую теряет жизнь, и примеров такого рода в сказках приводится много («А, ты такой! Так вот же, нате, со-баки, ешьте мой хвост!» – и высунула хвост, а собаки схватили за хвост и са-моё лисицу вытащили и разорвали. – 34; см. также: 36, 37, 38).

В-третьих, в психологической науке само по себе служение другим (аль-труизм), которое в сказках часто демонстрирует волк (лисе, Ивану-царевичу), оценивается как проявление психического здоровья, а вовсе не глупости, ср.: «Ещё у русского психолога А.Ф.Лазурского находим мы основанный на тща-тельных наблюдениях вывод, что здоровье личности в наибольшей степени обеспечивает идеал бескорыстного служения другому. "Альтруизм, – писал он, – в том или ином виде представляется формой, и средством, и показателем наилучшей гармонии между личностью и средой. Здесь извращённых нет"» (Б.С.Братусь 1999: 45).

Конечно, может быть, с точки зрения людей, для которых доверчивость, открытость и альтруизм являются проявлением глупости, приведённое сужде-ние В.Я.Проппа и справедливо, но вряд ли приложимо к этномифологическому сознанию славян (и прежде всего – русского народа) и не соответствует мне-нию многих психологов.

«Сказка – ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок». Какой же смысл для русского человека приобретают неудачи и успехи волка в его столкновени-ях и общении с лисой? Полагаем, что сказки содержат совет-предостережение носителю этномифологического мышления русского народа – быть умным и внимательным при общении с представителями других этносов, особенно с те-ми, кто характеризуется лисьими признаками.

Возможно и более узкое толкование смысла русских народных сказок, ес-ли учесть гендерные аспекты их послания (волк – существительное мужского рода, т.е. мужчина, а лиса – женского, т.е. женщина). Сказки предостерегают русских мужчин от заключения союзов с женщинами-лисами. Русские народ-ные сказки содержат предостережение о духовной и материально выраженной бесплодности, разрушительности таких союзов.

Литература

Братусь Б.С. Нравственная психология возможна // Психология и этика: опыт построения дискуссии. Самара: Изд. Дом «БАХРАХ», 1999. С. 29-48. Меняйлов А.А. Смотрите, смотрите внимательно, о волки! / Меняйлов А.А. – М.: Крафт+, 2005. – 480 с.
Народные русские сказки А.Н.Афанасьева: В 3-х т. – Т. I. – М.: ГИХЛ, 1957. – 516 с.
Платон. Собрание сочинений: В 4-х т. Т. I /Общ. ред. А.Ф.Лосева и др.; Авт. вступит. статьи А.Ф.Лосев; Примеч. А.А.Тахо-Годи; Пер. с древнегреч. – М.: Мысль, 1990. – 860, [2] с.
Пропп В.Я. Предисловие // Народные русские сказки А.Н.Афанасьева: В 3-х т. Т. I. М.: ГИХЛ, 1957. С. III-XYI.
Русское культурное пространство: Лингвокультурологический словарь: Вып. первый / И.С.Брилева, Н.П.Вольская, Д.Б.Гудков, И.В.Захаренко, В.В.Красных. – М.: Гнозис, 2004. – 318 с.
Рыжков Л.Н. О древностях русского языка. – М.: ИЦ «Древнее и совре-менное», 2002. – 368 с.: ил.
Хрестоматия по истории русского литературного языка / Составитель А.Н.Кожин. – М.: Высшая школа, 1974. – 415 с.