Ребёнок родился… Ночные крики, вставания, перемена пелёнок… Какое тут может быть воспитание? 
Строго говоря, именно здесь воспитание и начинается. И от того, как ведут себя родители, во многом зависит дальнейшая жизнь маленького человечка.
Приведу примеры.
Николай Васильевич Гоголь. Его самое раннее детство было отмечено не любовью матери к сыну и безусловным его принятием, а её страхом (вероятней всего – неосознаваемым желанием) его потерять. Именно поэтому его детство, да во многом и его взрослая жизнь прошли под знаком крайней болезненности: «Придя в себя, Мария Ивановна, сначала очень переживавшая за исход родов, тут же обеспокоилась здоровьем своего сына. Он выглядел хилым, бледным, болезненным. И она все время опасалась его потерять. Эта смутная тревога была навеяна двумя дорого стоившими ей исходами предыдущих попыток. В ее сознании он вдруг представал перед ней то умершим, то гением, покоряющим своим талантом весь мир»; «Здоровье маленького Николая все никак не улучшалось. Он перенес нервный кризис и с трудом дышал. Кроме того, врач определил у него и золотуху. Его бледный цвет лица всегда чуть окрашивался на солнце или во время игры. Из ушей подтекал гной» (И.Золотусский, 2003). 
О болезненности Н.В.Гоголя не только в детстве, но и во взрослые годы пишут многие авторы. М.Зощенко, например, напрямую связывает её с отношением Н.В.Гоголя к матери: «Отношение Гоголя к матери было в высшей степени противоречивым и странным.
Его «почтительная сыновья любовь» к матери уживалась с нежеланием её видеть. Он находил разные предлоги и мотивировки для того, чтобы не поехать к ней, и для того, чтоб она не приехала к нему.
Он отговаривался делами, нездоровьем и тем, что он дома испытывает хандру.
Он писал матери (в декабре 1837 г.):
«Когда я был в последний раз у Вас, я думаю, сами заметили, что я не знал, куда деваться от тоски… Я сам не знал, откуда происходила эта тоска…»
В другой раз, когда Гоголь поехал к матери, он почувствовал эту тоску уже в экипаже» (М.М. Зощенко, 1990, с. 88-89).
Отсутствие безусловной материнской любви в самом раннем детстве и стало основной причиной нехватки жизненных сил у великого писателя.
Лев Николаевич Толстой. Как пишет Н.Н.Гусев, «Толстой полагал, что любовь к нему была последней страстной любовью его матери, заменившей для неё любовь к старшему сыну Николеньке, ко времени рождения Льва уже перешедшему в мужские руки. «Мне говорили, – пишет Толстой в «Воспоминаниях», – что маменька очень любила меня и называла "mon petit Benjamin"» (Н.Н.Гусев, 1954, с. 62).
Вообще, детство Л.Н.Толстого прошло под знаком заботящейся о нём семьи, под знаком безусловной любви. Н.Н.Гусев пишет: 
В повести «Детство» Толстой рассказывает целый ряд эпизодов своей детской жизни и своих детских настроений, в которых проявлялось это переполнявшее все его существо любовное отношение к окружающим; как он перед сном мечтал о том, «какие все добрые и как я всех люблю», как, прежде чем заснуть, он молился о том, чтобы «бог дал счастье всем, всем» и пр. Подобные картины находим и в автобиографической повести Толстого «Записки сумасшедшего» (1884 год). Здесь мальчик, которого няня только что уложила спать, перед сном, закутавшись одеялом, предается таким размышлениям: «Я люблю няню; няня любит меня и Митеньку; а я люблю Митеньку; а Митенька любит меня и няню. А няню любит Тарас; а я люблю Тараса, и Митенька любит. А Тарас любит меня и няню. А мама любит меня и няню. А няня любит маму, и меня, и папу. И все любят, и всем хорошо» (Н.Н.Гусев, 1954, с. 89).
В одном из зачеркнутых мест «Воспоминаний» Толстой писал: «Как и всегда и в особенности во времена крепостного права, имели влияние на воспитание детей слуги: няни, буфетчики, дворецкие, камердинеры, кучера, повара, официанты».
Еще в младенческом возрасте Левочка пользовался уходом старой няни Аннушки, бывшей ранее няней его старшего брата Николеньки и последовательно переходившей от мальчика к мальчику. С этой няней мальчик так сроднился, что почти не помнил ее, в своем сознании не отделяя ее от себя. Помнил он молодую помощницу этой старой няни Татьяну Филипповну, которая, вынянчив маленьких Толстых, была потом няней детей сестры Толстого, а еще позднее – няней его старшего сына. Толстой на всю жизнь сохранил благодарную память об этой женщине. «Это было, — писал он в «Воспоминаниях», – одно из тех трогательных существ из народа, которые так сживаются с семьями своих питомцев, что все свои интересы переносят в них».
Памятен остался Толстому на всю жизнь и буфетчик Василий Трубецкой, «милый, ласковый человек», «с доброй кривой улыбкой бритого лица», очень любивший мальчиков Толстых. Он забавлял их тем, что брал к себе на руки, сажал на поднос и ходил с ними по буфету, «таинственному» для них месту «с каким-то подземным ходом». Детям очень нравилось это удовольствие, и они наперебой кричали: «И меня! Теперь меня!»
Очень любили дети и прислуживавшего за столом старого официанта Тихона, бывшего флейтиста в оркестре Волконского; по словам Толстого, это был природный актер.
Дядькою малолетних Толстых был Николай Дмитриевич Михайлов, которого впоследствии Толстой изобразил в «Детстве» под именем дядьки Николая (Н.Н.Гусев, 1954, с. 72-73). 
И список тех, кто любил маленького Лёву, и тех, кого он любил в детстве, оказывается бесконечным. Сам Толстой затем говорил, что от детства остались у него только радостные воспоминания, «грустных, тяжёлых не было».
Вероятней всего, именно эта любовь, которую получил в детстве Л.Н.Толстой, и послужила главным (но не единственным) источником колоссального объёма им написанного. 
Виктор Мари Гюго. Хотя родился Гюго слабеньким ребёнком, «ну, право же, не больше столового ножа», тем не менее он быстро окреп (Н.И.Муравьёва, 1961). Детство его прошло, вероятней всего, в маленьких радостях жизни. Как сообщается в Биографической библиотеке Ф.Павленкова о парижском доме, где жила семья Гюго, «обширная квартира семьи была на первом этаже, в глубине двора, отделённого от улицы красивой чугунной решёткой; из большой и очень высокой гостиной балкон вёл в сад, полный цветов, любимых г-жой Гюго» (Биографическая библиотека, 2001, с. 119). Несмотря на разлад родителей, Виктору было здесь хорошо: игры с братьями и с девочкой, дочерью друзей семьи Аделью Фуше (будущей женой) чередовались с занятиями с бывшим аббатом Ларивьером и таинственным "крестным" Лагори (М.В.Толмачёв, 2004).
Известно, что родители В.Гюго совершенно не подходили друг другу, часто ссорились, результатом чего стал развод в 1818-м году (когда Виктору было уже 16 лет). Хотя мальчик воспитывался под сильным влиянием матери, после её смерти отец смог вернуть любовь сына (http://www.litra.ru/biography/get/biid/00365751190731774332). Сохранение отношений с отцом стало возможным, вероятней всего, потому, что отец любил сына, и любил взаимно. Именно от отца Виктор Гюго узнал, что был зачат во время прогулки в горы, на самой высокой горе Донон, самой высшей вершине Вогезов, среди облаков. На вершине – значит, над всем миром (http://blog.i.ua/community/1951/768640). Но если Виктор Гюго был зачат на самой высокой горе в округе, куда ещё надо было потрудиться забраться, – значит, желание женщины, его матери, увековечить своё страстное чувство к мужчине, отцу будущего ребёнка, было чрезвычайно велико.
Нет сомнений, что самое раннее детство у Гюго было достаточно благополучным. Именно поэтому энергия била в нём ключом, он отличался завидным здоровьем, спал обычно 4 часа в сутки, писал свои литературные шедевры стоя и хвастал тем, что любые его идеи, мысль, теория или ощущение не могут не принести ему литературного дохода (http://www.tonnel.ru/?l=gzl&uid=68). 
Именно из благополучного детства проистекала сексуальная гиперактивность (= жизненная сила) писателя: «Своему юному внуку, который однажды вошёл в комнату и увидел своего 80-летнего дедушку, обнимавшего молодую служанку, Гюго сказал: "Смотри, Жорж, вот кого они называют гением!"» (http://www.tonnel.ru/?l=gzl&uid=68).
Информации такого рода у нас значительно больше, нежели здесь приводится (см. нашу статью «Детство известных писателей и объём их произведений», а также наш ролик «Чего хочет женщина…»). Подведу итоги. Если мы хотим воспитать ребёнка с большим запасом жизненных сил, то мы его должны любить безоговорочно, просто за то, что он у нас появился. Нельзя на нём срывать свои неудовольствия жизнью.
Конечно, многое зависит – насколько он был желанным для женщины. Многое зависит от того, насколько благополучной была беременность. А она, в свою очередь, во многом зависит от того, насколько осознанно отнеслась к беременности женщина.
Известный писатель Михаил Михайлович Зощенко приводит очень показательный случай:

Она хотела иметь ребенка. Она и муж были бы тогда счастливы. Только в ребенке они видят полное воплощение их любви.

Но риск преследует ее. Она беременна в третий раз. И в третий  раз ей, видимо, не придется рожать. Беременность проходит крайне неправильно и с такими болезненными явлениями, что врачи снова настаивают на аборте. В третий раз ей придется лечь на операционный стол.

И тогда я спросил женщину – не была ли связана ее первая беременность с каким-нибудь огорчением.

– Нет, – сказала женщина, спокойно посмотрев на меня.

Потом, смутившись и покраснев, женщина сказала:

– Первая беременность? Самая первая? Но ведь она была не теперь, не при муже.

Необыкновенно смущаясь, женщина сказала, что в первый раз она была беременна, когда ей было 17 лет. Она была ученицей. Ей пришлось скрывать эту беременность от родителей, от школы. Она скрывала это до последнего месяца. Потом она уехала за город к подруге и там родила мертвого ребенка. Она совсем забыла об этом, и вот почему она сказала, что огорчений не было. Конечно, были. И огромные.

Тотчас стало все ясным. Она скрывала свою беременность, ужасалась этому, страшилась, отчаивалась. Протест ее был велик, горе необыкновенно. Беременность и горе связывались воедино, стали тождественны.

Условный рефлекс остался. Нервные связи не были порваны даже тогда, когда изменилась обстановка. Мозг не отметил перемену в судьбе. Новая беременность вновь была воспринята как горе. Ответ организма был бурным.

Еще ничего я не сказал женщине, но уже сама она вдруг поняла, что с ней.

Смятение, а потом торжество я прочитал на лице этой женщины.

Через неделю она мне звонила, что ей лучше. Через месяц она сказала, что ей почти хорошо и она будет рожать ребенка.

Она действительно родила благополучно. (М.М. Зощенко, 1990, С. 61-62)

Мне кажется, что добавлять здесь уже ничего не требуется. Кроме одного: высокий характер осознанности жизни – залог успешного по ней продвижения. А высокий характер осознанности нашей жизни как родителей – залог больших жизненных сил в ней наших настоящих и будущих детей.
Сейчас не будем давать подробных рекомендаций. Важно то, что в этом возрасте физическое развитие ребёнка совпадает с интеллектуальным. Поэтому так важна и крупная, и мелкая моторика, так важно развивать ребёнка физически. Важно лепить, рисовать, конструировать, с ребёнком надо заниматься. Слишком дорого обходятся ошибки в этом плане. Иными словами, любовь к ребёнку должна быть не слепой, «куриной», а деятельной.